БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

[2х12] битва деревьев

С момента, когда Эмрис Виллт сошел с ума, прошло шестьдесят два дня, а с момента похорон — шестьдесят пять. Не то, чтоб Тельгесин считал специально, но в прихожей висел календарь, и каждый раз, стаскивая ботинки, он натыкался взглядом на дни занятий, заранее обведенные красным карандашом. Тельгесин вздрагивал и переводил взгляд на картинку, на которой подвитая красотка протягивала зрителю поднос с сигаретами. Наверное, стоило бы заменить календарь на другой, но Дин бы расстроился. Дину подарили его на какой-то распродаже. Он называл красотку на нем Бетти-Лу, отправляясь на свидание, всегда просил у нее удачи и рассказывал всем, что Тельгесин тайно в нее влюблен. Тельгесин не возмущался — это было гораздо более удобное объяснение.

Он не смог бы объяснить Дину, что его гложет. Не тоска по месту, или людям, или конкретному человеку — а чувство непоправимо упущенной возможности. О том, что он уже никогда не узнает, не увидит, не поймет — потому что так рассказать уже некому. Это было ужасно обидно — как в детстве, когда в библиотеке был только одна книжечка «Натти-следопыта» из трех, и он так никогда и не узнал, удалось ли Натти договориться с вождем говорящих медведей и спасти Затерянную долину. Конечно, он придумывал сам — тысячи вариантов, наверное — но это было не то. История не закончилась — история оборвалась, и это было нечестно.

Это было одно из свойств мира, с которыми следовало смириться. Тельгесин старался приучить себя к этой мысли, и у него почти получилось.

Так что он оказался совершенно не готов, когда на пороге возник чопорный поверенный и вручил ему письмо в узком синеватом конверте.

«Здравствуй, Тельгесин.

Если ты это читаешь, значит, все закончилось. Мне хочется надеяться, что я ушел с достоинством, но моя ситуация к этому не располагает. Надеюсь, понимание, откуда произошли корни моей рациональности, не подорвет твоей веры в человеческий разум. Это настоящее сокровище, поверь безумцу, и мне не хотелось бы, чтобы мой лучший ученик разочаровался в отличных идеях только потому, что получил их из ненадежного источника.

Твой непутевый учитель

Эмрис Виллт.

PS. Если ты решишь, что все, что я успел наболтать, чего-то стоило — возьми эту визитку, пойди к королевскому дворцу и покажи на входе. То, что тебе потом скажут, может оказаться полезным.

Э.В.»

Тельгесин тряхнул конверт — на ладонь выпал пустой кусок картона. Тельгесин вгляделся — белым на белом была выдавлена ровно одна глянцевая литера — М.

Тельгесин сделал так, как было сказано в письме. Стражник, охранявший дворец — оказывается, у них было еще какое-то назначение, кроме почетного караула — кивнул, сказал что-то по телефону из стеклянной будки, и вскоре за Тельгесином явился то ли мажордом, то ли дворецкий, — очень важный и похожий на пингвина в своем фраке. Он повел Тельгесина по дворцу. Дворец был огромный, и Тельгесин на всякий случай вспомнил «правило лабиринта» — идя по лабиринту, нужно мысленно вести правой рукой по стене и сворачивать всегда направо. Тогда, если лабиринт не слишком большой, можно обойти его полностью и не заблудиться. Во всяком случае, именно так делал следопыт Натти.

Вдруг дворецкий остановился, потер висок и поморщился. У него сделалось растерянное лицо, будто он не знает, куда идти. Он неопределенно махнул рукой:

— Вам туда.

Коридор упирался в лестницу, а лестница разделялась на две части, расходящиеся в противоположные стороны.

— Налево или направо? — попытался уточнить Тельгесин.

Дворецкий замялся.

— Направо, — раздался голос сверху.

На лестнице стоял королевский советник Мерлин — точь-в-точь как со страницы в «Герольде».

— Все в порядке, Ларсон, вы свободны. Господин Тельгесин — прошу за мной.

Ларсон с видимым облегчением откланялся. Тельгесин начал подниматься по мраморной лестнице, устланной красным ковром. Ковер прижимали латунные прутья с круглыми набалдашниками. Такие же были в детстве на спинке кровати. Солнечный луч падал наискось, металл нагревался. Тельгесину стало интересно, может ли он нагреться так, чтобы поджечь бумагу. Бумага оборачивает камень, камень ломает ножницы, ножницы режут бумагу… Тельгесин остановился. Голова у него кружилась, перед глазами плавали золотистые змейки, как если долго сидеть на корточках, а потом вскочить. Он рассеянно посмотрел на прямоугольник картона в руке. Где я? Что я здесь делаю?

Письмо. Приглашение. Критичное мышление. Эмрис Виллт. Мерлин.

Тельгесин поправил очки, подергал себя за манжет и продолжил подниматься. На самой последней ступени пол качнулся и попытался уйти вбок. За мраморными перилами мелькнул паркетный пол, две лестницы разделились на четыре. Кто-то поддержал Тельгесина за локоть.

— Сюда, пожалуйста.

Кабинет был светлым и большим, но изрядно загроможденным. Посередине, среди шкафов и коробок с книгами, находился просторный стол, прикрытый стеклом. Под стеклом лежала карта Камелота — старинная, пожелтевшая от времени. Перед столом стояло кресло. Королевский советник усадил в него Тельгесина, а сам отошел к окну.