Битва пророков

Неужели она снюхалась с молодым черкасом, который пропал с креста? И когда только успела? На глазах у русов? А почему бы и нет? Они не просыхают уже столько дней! Да их самих можно выкрасть в любое время, как баранов! Что ж, вполне возможно, что снюхалась… Но что же с ней сделать? Наказывать ее нельзя… Нельзя ссориться с русами! Ах, какая досада! Ну, ничего… всему свое время! Однако нужно хотя бы найти и вернуть беглеца! Нужно поговорить с ней. Ласково поговорить. Позвать отца, рассказать ему все о ней. Вместе надавить, пожурить по-отцовски. Сучка, конечно, распустит сопли и сознается. А мы ее простим великодушно. Простим за молодость и уважение к русам. Конечно, простим, разве мы не умеем прощать? Христиане врут, что прощают всех направо и налево. Им прощать-то некого! Что могут сделать все эти нищие проповедники? Что и кому? Поэтому они и прощают, что ничего все равно не сделают. Они свое бессилие прикрывают благородными побуждениями. Вот ты попробуй простить, когда в твоих силах сделать все! Когда от твоего слова зависит жизнь тысяч и тысяч! Когда это не пустые фразы, а действительно реальный поступок. Простить – это великий поступок, сотрясающий основы всего мирозданья. Поступок, оставляющий какое-либо деяние без последствий, без завершения, без конечного результата. Это в корне неправильно! Это – незаконно! Это может сломать весь мир, весь порядок в мире! Справедливость требует своего торжества, нельзя его останавливать.

Как же простить? Ведь Закон требует справедливости! Девчонка нарушила Закон. Наплевала на Суд! Такое нужно обязательно наказывать! Но нельзя! Нельзя!

Каган мучился и не знал, как поступить. Он позвал мудрецов. На траве расстелили ковер. Пришли старцы, уселись, разложили свитки и стали степенно спорить. Каган слушал их молча. После непродолжительного диспута старцы пришли к общему мнению, и Каган с ним, похоже, согласился. Ему помогли забраться на лошадь, он позвал Михаила и стал говорить русам:

– Сегодня ночью, когда мы мирно почивали, некие злодеи, преисполнившись неуважением к нашему и вашему суду, помогли бежать одному преступнику. Их было двое. И они, как ни странно, были русскими…

В толпе поднялся ропот. Каган продолжил.

– Мы, своей милостью, готовы прощать до бесконечности своим гостям, учитывая многие обстоятельства. Но Закон – есть Закон! Скажу вам больше: одним из злоумышленников была Венеслава, которую я люблю как дочь! – Каган улыбнулся, изображая отцовскую любовь.

Толпа русов взорвалась криками:

– Ты врешь! Ты клевещешь!

Каган примирительно продолжил:

– Успокойтесь, успокойтесь, друзья мои! Что не простишь молодости? Нельзя же карать неразумных чад за их ошибки? Мы знаем, что у наших детей впереди идет не умысел, а отсутствие умысла. А раз нет умысла, то и карать не за что! И мы великодушно ее прощаем! Пусть ее уважаемый отец сам решает ее судьбу! – ласково улыбнулся Каган. – Но мне бы хотелось, чтобы мои дорогие гости помогли восстановить мне правосудие. Преступник, который учинил подлое убийство ваших людей и моих гостей, должен понести заслуженное наказание! Согласны ли вы с этим?

– Согласны!

– Тогда приведите сюда Венеславу. Пусть она скажет – где он?

– Венеславу, Венеславу сюда!

Из толпы вышел хмурый Ратко, который железными пальцами сжимал руку дочери выше локтя. Он вытолкнул ее вперед. Она встала, опустив голову.

Каган спросил:

– Скажи, дитя мое, где черкас, которого ты спасла. Не бойся, мы ничего тебе не сделаем. – Он ласково засмеялся. – Не бойся нас, мы – твои друзья!

   Беловский переводил слова Кагана, судорожно размышляя. Что делать? Нужно выручать Венеславу! Но как? Может быть, сознаться, что это он выкрал Захарию? Скорее всего, так и придется сделать… Каган продолжал:

   – Неразумная девочка, видимо, попала под коварное влияние молодого и наглого черкаса. Отцу я бы посоветовал повнимательнее следить за собственной дочерью.

Ратко скрипнул зубами.

– Но это их семейное дело. А нам бы хотелось спросить у Венеславы: кто был с тобой? Назови его имя!

Венеслава стояла молча, не поднимая глаз.

– Милое дитя, мы прощаем тебя, уважая твоего славного родителя. И мы сейчас же отпустим тебя. Тебе не следует так сильно волноваться. Только назови нам твоего сообщника! Или покажи – где беглый преступник!

Венеслава продолжала стоять не двигаясь. Каган понимал, что это может продолжаться вечно, что девчонка упряма и одними словами из нее ничего не выудишь. Но что было делать дальше? Он растерялся. Мудрецы говорили, что для свершения правосудия в принципе достаточно было бы наказать одного сообщника. Но как его узнать?

Беловский готов был уже сознаться в любой момент, чтобы помочь Венеславе, но ждал обострения. На берегу повисла пауза, которую нарушил долговязый следопыт. Он подошел к Кагану и что-то тихо ему сказал. Каган удивленно и радостно распрямился в седле и громко позвал:

– Михаил, подойди ко мне, друг мой!

Михаил подошел.

– Михаил, будь любезен, подойди к тому месту, куда укажет тебе этот человек.