– Безумец, ты можешь принести много пользы! Ты молод, умен, тебе нужно жить! Почему ты не хочешь остаться тут, почему не хочешь говорить со мной каждый вечер? Представляешь, Михаил, ты будешь рассказывать мне про Иисуса. Я хочу про него все узнать. Но мне не дают про Него узнать! Я, как Каган, не имею права даже прикасаться к вашим книгам!
– Мне жаль тебя.
– И посмотри на Венеславу, Михаил! Посмотри, как она на тебя смотрит! И ты оставишь ее здесь одну? Знаешь, что ее ждет? Я могу тебе сказать – ее ждет старый, жирный, колченогий булгарин, который-таки получит ее, как я и обещал!
– Слова твои – вода. Они ничего не значат. У Венеславы – другая судьба.
– Почему мои слова – вода, а твои – не вода?
– Потому что мои слова обозначают то, что действительно будет, а твои то, чего не будет никогда!
– Всегда будет так, как захочет сильный! Как пожелает сильный! Сильные делают историю и плетут будущее!
– Христос разве был сильным? Нет, он был нищим и безропотным, но перевернул весь мир. А вот муравей – сильный. Посмотри – он несет огромную палочку. Но дунет ветер – и его нет…
– Дунет ли ветер?
– Ветер дунет! Это я тебе обещаю! Будет гроза и буря, потоки унесут в Волгу, а потом в море плоды великих трудов, как мусор. Ничего не останется от гордого муравейника.
– Не пытайся меня лишить уверенности, хитрый раб.
– У тебя и так ее уже нет. Ты лжешь о будущем. Это такая же ложь, искажение действительности, как и ложь о прошлом. Это – лжесвидетельство. Самое печальное то, что ты лжешь сам себе. Лжешь другим и боишься признаться в своей лжи. Вот сейчас ты со мной откровенен. Наверное, первый раз в жизни откровенен. И только потому, что меня сейчас распнут и я уже не буду свидетельствовать об этом разговоре. А сам ты никогда и никому не скажешь – о чем беседовал с русом перед казнью в устье Оки. Именно для этого ты отогнал всех на двадцать шагов. Ты – боишься правды.
– Мне ли, Великому Кагану Хазарии, чего-то бояться, Михаил? Ты точно – тронулся рассудком, если так думаешь!
– Сегодня Великий Каган, а завтра – кучка пыли на обочине…
– А ты?
– Я – тоже. Но не завтра.
– А когда?
– Не знаю еще. Лет через тысячу.
– Вот я все смотрю на тебя и думаю – ты сумасшедший или просто надо мной издеваешься?
– Какой мне резон издеваться? Тем более перед смертью…
– Значит сумасшедший?
– Думай, как хочешь.
– Вот, принесли гвозди…
– Ну, иди…
– Михаил!
– Что, Последний Каган?
– Не говори так, не кличь мне беду!
– Вот опять ты боишься правды. В правду нужно верить, потому что она есть то, что действительно будет! Как тебе еще это объяснить? Пойми, если ты веришь в то, что яма – это бугор, то обязательно окажешься в ней. Человеку нужно точно знать и верить в реальность, в то, что есть на самом деле, чтобы правильно жить, Каган!
– В моей власти засыпать яму и насыпать бугор. Даже не бугор, а горы! Понимаешь, ты, что будет так, как я хочу, как я верю!
– Ты веришь не в действительность, а в то, что ты сам перед собой насыплешь. Сколько можно все время насыпать и закапывать? Ведь это – очень трудно – все время создавать доказательства! Не проще ли просто признать очевидность и не стараться все время ее переделать, оправдывая ошибочность своей веры? Посмотри в свои глаза, – в них тоска и усталость тысяч лет отчаянного труда по непризнанию истины. Тяжело ведь…
– Уж не решил ли ты меня пожалеть?
– Да, мне жалко тебя. Ты без будущего. Как так можно жить?
– Безумец, как – ты сможешь жить, Михаил? Сколько будешь жить? Тебе ли меня жалеть? Себя бы пожалел, это сейчас более насущно! Пусть тебя спасет сын блудницы!
– Ты повторяешься…
– За кем?
– За теми, которые говорили Ему, прибитому на кресте – спаси себя сам, если ты Христос!
– Ну и ты спаси себя, если ты с ним!
– Прощай, Каган!
– Прощай, безумец! Страшно же тебе будет узнать, когда умрешь, что именно ты верил в ложь!
Михаил улыбнулся.
Каган встал и нерешительно махнул рукой, чтобы начинали. А что ему оставалось делать? Все уже заждались, беседа затянулась. Он понимал это. Как досадно, что нужно его казнить, ведь эти глупые люди стоят и ждут от него разрешения убить Михаила! Ах, с каким бы наслаждением он прогнал бы весь этот сброд и простил бы, поговорил бы еще с Михаилом! Но он, Великий, всемогущий Каган был не в силах это сделать! Прощать – удел слабых!
Почему он так не желал этой казни? Потому что Михаил почему-то никогда не ошибался. Он действительно ничего не врал. Ему можно было доверять. Его совет был всегда правильный. Неужели и сейчас он во всем прав? Нет, он не мог быть правым, и это хотелось доказать! Не хотелось отпускать этого руса в смерть с уверенностью в правоте. Необходимо было доказать обратное, пригласить Михаила лет через десять и спросить – ну что, кто был прав?
Каган не понимал – что с ним происходит. Ощущение того, что он делает непоправимую ошибку, не покидало его. Нужно было как-то остановить казнь. Что же придумать? Неужели он слабее этой толпы? Он не в силах остановить ее. Что же предпринять? Что, Господи?
Он с растерянным видом отошел от креста, к которому уже примеряли Михаила, но неожиданно для самого себя повернулся.