Битва с судьбой

Судьба милостиво обошлась с девушкой, и ей не довелось познать войну с Атлантидой. Их община избегала больших дорог и тем паче поселков, поэтому вести о Силирии и островах также не коснулась режущим краем их сознание. Нет, Анаира конечно же догадывалась, что в мире происходит что-то не совсем обычное. Но, наблюдая за суматошными полетами драконов на фоне необъятного неба, чуя всплески энергии и магии, они лишь уходили глубже в леса, боясь соприкоснуться с чужой болью и смертью. У них был свой мир, мир без опасностей, наполненный заботой и любовью. И незаметно эльфы обрекли себя на роль свидетелей, но не участников истории. Они путешествовали без устали, открывая для себя новые земли, обходя далеко стороной обжитые края, скрашивая свой путь песнями. В глухую полночь, когда сверху льется беспросветная мгла, когда весь лес скручен ужасом перед темнотой и, кажется, солнце умерло навсегда и не воскреснет наутро, они доставали музыкальные инструменты и, сидя у жаркого, яростно плюющегося искрами костра, наигрывали мелодию. Чуть погодя в тихий перебор струн и жалобный напев флейты неспешно вплеталось повествование о преданиях седой старины, славных деяниях и путешествиях, а Анаира, задремывая под полные величия слова, благодарила кого-то неведомого, что все это далеко в прошлом, и больше не надо сражаться за мечту, а просто жить и наслаждаться жизнью.

Но однажды, когда эльфы наткнулись в лесу на таких же одиноких скитальцев и торопились разминуться с ними, бесшумно ускользая в лесной бурелом, девушка услышала другую песнь. Был вечер позднего лета. Некоторые деревья успели подрумянить отдельные листы пурпуром крови или же приглушить зелень мягкостью охры. Воздух наполнен тяжестью отцветающих трав, и по утрам седой туман лениво отлеживается на полях до самого полдня. Но днем все также душно, и, задержав внимание на пожилой чете берез, крону которых еще не тронула сединой приближающаяся осень, можно вполне убедить себя в том, что лето лишь разгорается. Так вот, в один из таких погожих денечков Анаира познала иную правду жизни. Табор путешественников расположился привалом на поляне где-то в самой середине леса. Мужчины тихо беседовали, а женщины деловито, но без суеты, собирали на стол скудные припасы. На почерневших от поцелуев солнца лицах лежала печать отрешенности, усталости и опустошенности. В круг деревьев вышел юноша, почти что мальчик, с изуродованным лицом, по которому словно провел железной лапой медведь. Его глаза, припорошенные пеплом утрат, невидяще глядели в чащобу. Анаира, перехватив его взор, содрогнулась. Она впервые увидела человека, в котором неведомое страшное горе убило все чувства, опустошив душу. А потом юноша достал из кармана дудочку и заиграл нехитрую мелодию. В его музыке царила безмятежность, но на одной из сильных пронзительных нот мелодия фальшиво дрогнула, и вот уже другой мотив пробудился в лесу. Из дудочки лилась беспредельная ярость, ненависть, которая разрывает личность в клочья. Юноша рассказывал на языке музыки об одиночестве ребенка, попавшего в мясорубку войны, о боли потерь и невозможности счастья в безжалостном к слабости мире. Эльфы застыли как вкопанные. Вокруг них гремела битва, в которой побеждало отнюдь не добро, и даже сами дети природы уподоблялись исчадиям ада. Анаира заплакала, точнее, ее сердце начало оттаивать и сочиться крупными слезами беспомощности перед жизнью.

Они не дослушали окончания песни, но настойчивая страстность мелодии долго преследовала их в лесной чащобе, а Анаира осталась в ее плену навсегда. Проходило время, но девушка пребывала в задумчивости, вспоминая оборванцев, дерзко нарушивших ее душевный покой. Община также находилась в недоумении. Впервые они стали свидетелями невыразимого горя, которое высушивает слезы и заставляет презирать жизнь и матерей, повинных в том, что родили детей в безжалостный момент истории. Спустя неделю, не сговариваясь, эльфы посетили священное место детей природы. Им являлся водопад наяд, изливающийся в озеро под названием "Око леса". И действительно, более всего водоем напоминал изумленный глаз какого-то неведомого зверя, заполненным голубым осколком неба. Впрочем, сейчас озеро имело серый безрадостный и тягостный цвет осени, которая решилась все-таки заявить свои права на владение миром. Над головами путников проносились тяжелые, наполненные дождем клубы тумана. Деревья в миг поседели, осыпаясь яркими пятнами листьев. В их ветвях, казалось, запутался ветер, который все никак не мог вырваться на волю и грозился, и бесновался занудливым свистом полуночи. Час и впрямь был поздним. Лес погрузился в сумрачное молчание, ивы печально окунали озябшие руки-веточки в ледяное зеркало вод. В мире властвовала опустение.