Раненых эвакуировали, но собирать погибших было слишком опасно. Некоторые трупы оставались там несколько дней и начали распухать, растягивая униформу, как будто ее накачали. Это было очень неприятное зрелище, и молодых, неопытных солдат могло сильно травмировать. За пределами периметра обороны два голландских мальчика, которые отправились искать еду для своих друзей-десантников, решили похоронить одного из членов экипажа разбившегося транспортного самолета. Пока они копали, их остановили два немецких солдата и потребовали сказать, что они делают, и один немец в гневе бросил: «Почему вы хороните убийцу? Они бомбили наши города и убивали наших женщин и детей. Они не заслуживают похорон, пусть лежат в поле и гниют»[1110].
Поскольку вода осталась только в унитазах и радиаторах отопления, солдаты в окопах были вынуждены пить из луж, оставшихся после утреннего ливня. Некоторые, в эйфории от бензедрина, все еще надеялись, что вся 2-я армия вот-вот прибудет и спасет их. Один десантник, услышав скрип гусениц, крикнул товарищу: «Я знал, они не подведут!»[1111] И тут из-за угла появился «Королевский тигр».
На шестой день начал сказываться стресс. Саперы-эсэсовцы Харцера пошли в атаку с огнеметами при поддержке 20-мм зениток. Десантники в панике бросились назад, к штабу в отеле «Хартенстейн». Два сержанта – пилоты планеров – в своем узком щелевом окопе были поражены, увидев, как из-за угла отеля выехал джип, в котором стоял генерал Уркварт. С покрасневшим от злости лицом он закричал на охваченных паникой десантников: «Назад, ублюдки! На черта вы мне такие сдались!»[1112] Некоторые из них, устыдившись, повернули обратно. Сержант Хэтч неодобрительно заметил товарищу в окопе: «Чертов генерал, орет, точно сержант!» Стресс, усталость от боев даже доводила некоторых до самоубийства, обычно стреляли в рот или под подбородок.
В тот день, когда периметр обороны выдержал столько атак, артиллеристы 64-го полка должны были выполнить не менее тридцати одной огневой задачи. Для усиления поддержки привлекли и батарею 5 1/2-дюймовых орудий. И снова точность их стрельбы вызвала восхищение у наблюдателей. Офицер из Сомерсетской легкой пехоты в Бетюве написал: «Я сомневаюсь, что какой-нибудь опытный пехотный офицер станет отрицать, что в Королевской артиллерии в дни Второй мировой служили лучшие профессионалы британской армии»[1113]. Он был прав, но ему следовало упомянуть и о Королевских инженерах.
Периметр обороны сужался. Подвалы домов в Остербеке были переполнены. Грохот взрывов и обстрелов, невозможность двигаться, грязь из-за отсутствия воды – все это вгоняло в стресс, усиливаемый страхом. Один католик, укрывавшийся от обстрела вместе с небольшой группой друзей, описывал «их голоса, возносившие выворачивавшую наизнанку душу ритмичную молитву “Аве Мария” под аккомпанемент обстрела. Все громче и громче звучала эта молитва, как крик о помощи, когда снаружи содрогнулись стены. Это невыносимо!»[1114]
Тем, кто сидел в подвалах, известие о том, что теперь они находятся на линии фронта и их дом – на огневой позиции, принесли с извинениями британские солдаты. И все же голландцев все еще забавляло то, что они считали почти чрезмерной вежливостью британских солдат. «Слава богу, есть чему и улыбнуться, – писала в своем дневнике неизвестная женщина. – Вчера вечером, как раз когда мы все спустились в подвал на ночь, а дети уже спали, по лестнице очень тихо спускается томми и говорит: “Не могли бы вы вести себя как можно тише и не включать свет?” Бош просто сказал бы: “Заткнись!”»[1115]
Из-за безнадежной радиосвязи в 1-й вдд 1-я союзная воздушно-десантная армия получила представление о потерях только на шестой день операции «Маркет – Гарден». Полковник Уоррек доложил, что дивизия потеряла свыше 2000 человек, а «численность медперсонала сократилась до 18 офицеров и 120 служащих других званий». Изначально личный состав медиков состоял из 31 офицера и 371 служащего другого звания. Несколько человек из медперсонала немцы взяли в плен из больницы Святой Елизаветы, но потеря санитаров была просто катастрофой. Многие немецкие солдаты и даже эсэсовцы уважали символ Красного Креста, но некоторые целили именно в медперсонал, зная, как это влияет на моральное состояние[1116]. Капрал из 16-го парашютно-десантного медотряда отказался носить нарукавную повязку. «Я узнал в Северной Африке, что единственное, чему служит знак Красного Креста, – это сделать тебя лучшей мишенью»[1117].