Читаем Битва за Иерусалим полностью

Быть может, это и побудило меня написать песню «Иерусалим смертельного свинца», как бы в дополнение к песне «Золотой Иерусалим», которая нравилась мне, как и всем. Но я участвовал в освобождении Иерусалима и знал, во что оно обошлось. И что мне хотелось, так это сказать: «Одну минуточку, господа! Да, сегодня у нас есть Стена Плача, — но столько-то и столько-то матерей, потерявших сыновей заплатили за это страшную цену. Народ Израиля, ты теперь можешь вступить в Старый Иерусалим, но не забывай, что до тебя здесь в тела моих товарищей проник свинец, сразивший их».

Так родились строки:

Как вихрь в атаку полк рванулсяВ крови, в дыму, в огне.И к той, чей мальчик не вернулся,Шли сотни матерей.Вдруг стало тихо над Стеною —Бежал разбитый враг,И лентой бело-голубоюВзлетел победы флаг.*

Непроглядная тьма опустилась на объединенный Иерусалим. Праздновавшие покинули Храмовую гору, исчезнув так же внезапно, как появились. Весь город опустел и онемел. Но безмолвие время от времени нарушалось одиночными выстрелами, напоминавшими, что, невзирая на церемонии и торжества, пока еще за каждым углом подстерегает смерть. Сотни усталых парашютистов разбрелись по переулкам и каменным домикам, каждый со своим одиночеством и горьким молчанием. Где-то еще полыхал огонь, выбрасывая снопы искр и дым, — горели разрушенные дома.

Стало мрачно и печально.

— Итак, ушли, — сказал один из парашютистов, прислушиваясь к удаляющемуся шуму машин. — Все ушли.

Его собеседник, устало вздохнув, закурил сигарету.

— То-то и оно. Все ушли.

— Все уже кончилось.

— Завтра, наверное, придут сменить нас.

— Все кончилось…

Теперь все будет по-другому, подумалось третьему. Как, не знаю, но по-другому. Лишь бы выбраться отсюда и не остаться гнить в каком-нибудь переулке. В который раз он окинул взглядом прячущийся во тьме город. Сейчас он напоминал подмостки, опустевшие после разыгранного на них кровавого спектакля: пустая, безучастная, равнодушная сцена. Все кончилось, и каждый из нас здесь как вколоченный гвоздь без шляпки; а что они будут знать о нас, те, кто здесь не был? Может, и напишут о нас в каком-нибудь пузатом учебнике истории, который будет пылиться в библиотеке среди груды книг о прошлом. Кого все эти вещи затронут? Как все-таки странно: ведь только несколько дней, как все началось, и это уже прошлое. Сил нет думать обо всем этом. Такая опустошенность и боль, что душу выворачивает наизнанку».

Эти печальные мысли неожиданно нарушил голос, звавший доктора Франда к роженице-арабке. Доктор отправился в боковой переулок и нагнулся над женщиной, метавшейся в родовых схватках, помогая ей произвести на свет новую жизнь. «Ребенок этот явится в новый мир, и, быть может, тем, кто придет после нас, уготована такая счастливая жизнь, какая нам и не снилась». И он вспомнил гех товарищей по оружию, которым ничего этого уже не увидеть, их матерей, чье горе никогда, никогда уже, никогда не иссякнет, подумал и о раненых, борющихся за свою жизнь.

«Чего бы я хотел сейчас более всего на свете, — сказал он вслух, — так это — повидать Эдута Катана и Дидье». И он пообещал себе при первой возможности отправиться в госпиталь и навестить их.

*

Чтобы избавиться от усталости и гнетущей печали, Моти решил позвонить жене. Рита в это время была дома в окружении своих трех детей. Она сияла от счастья. Утром она еще была полна тревоги и срывала ее на детях. Даже маленькая Рут, в таких случаях становившаяся «громоотводом», не выдержала и заявила: «Ладно, ладно, кричи, кричи. Мы знаем, что ты на нас кричишь, потому что боишься за папу». И тут вдруг раздался звонок приятеля, фоторепортера, который сообщил о том, что бригада ее мужа Моги удостоилась чести поднять государственный флаг Израиля на Западной Стене.

Рита разрыдалась. Стоявшая подле нее Рут испугалась, решив, что с отцом несчастье. Рита прижала ее к себе: «Рути. — нроговорила она сквозь слезы, твой отец взял Иерусалим». Ей необходимо было поделиться с друзьями этой великой новостью.

Но вновь раздался телефонный звонок.

— Рита! — голос Моти был хриплым — пришлось отдавать бесчисленные приказы, — но хрипота не скрывала его печали и подавленности.

— Ты счастлив? — спросила Рита.

— Нет, — сказал он. — Погибло много, очень много хороших ребят. Цена оказалась слишком высокой…

— Моти! — сказала Рита. — Я должна тебя видеть. Я могу завтра поехать в Иерусалим. Буду ждать в любом месте, в любое время. Скажи, где… хотя бы несколько минут.

— Позвоню до двух и скажу. Жди звонка!

В два часа ночи он позвонил и сказал: «Не приезжай.

Завтра я должен быть в генштабе. Оттуда я заскочу к тебе». От этих слов у Риты похолодело на душе. Слишком рано она обрадовалась: муж ее, наверное, снова собирается на войну.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека Алия

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне