Через три часа, в пять утра, Моти был ' эма. Несмотря на невеселый голос по телефону, Рита готовилась увидеть гордого победителя. Но в своих объятиях она сжимала донельзя утомленного, несчастного мужчину, напоминавшего собственную мрачную тень.
3
Одиннадцатого июня, через четыре дня после окончания боев в Иерусалиме, командир Парашютной бригады полковник Мордехай Гур проведал раненых солдат, разбросанных по всем госпиталям столицы. Он переходил из палаты в палату, от койки к койке, снова и снова выслушивая: «Мы вернемся. Вы должны взять нас отсюда снова в бригаду». Он смотрел на своих парней и думал (позднее он скажет это вслух), что иметь таких людей под командованием — это куда больше, чем причитается военоначэдьнику.
Моти предлагал раненым высказать свои пожелания и несколько раз кряду столкнулся с одной и той же просьбой: тем, кто уже встает с койки, дать возможность присутствовать на торжественном построении в честь победы, назначенном на завтрашний день на Храмовой горе, и встретиться с однополчанами. Эта просьба тронула Моти, и он обещал сделать все возможное, чтобы раненые были доставлены на построение.
Назавтра полки парашютистов вышли на площадь Храмовой горы. Они выстраивались в шеренги напротив красочных арабесок мечети Омара, когда начали прибывать товарищи на носилках, на костылях, опираясь на сестер и фельдшеров.
Встреча эта породила такие эмоции, что иные были не в состоянии находиться на людях. Они отходили в сторону, отворачивались. «Что тебе сказать, — говорит один из них, — в жизни я не испытал такого волнения».
Командиры поняли, что нелегко будет обуздать эти чувства, тем более — выполнить все формальности военного построения. Было решено поэтому позволить солдатам смешаться с ранеными. Как только была подана команда рассыпать строй, начались объятия, восклицания, смех, дружеские шлепки. «Как дела?..» «Как здоровье?..» «Как себя чувствуешь?..» Но кто мог в этот день описать то, что он чувствовал на самом деле?!
Рядовые обнимались с полковниками, капитаны обменивались крепкими мужскими рукопожатиями с рядовыми. У прошедших битву и вышедших из нее живыми было чувство, что они принадлежат к единому братству.
Сражавшиеся за Иерусалим отныне были связаны узами вместе пролитой крови.
Позже выступил Моти. Он сказал:
«Покорители Иерусалима, парашютисты!
Когда греки захватили Храмовую гору, ее освободили Маккавеи. С разрушителями Второго Храма сражались мстители и Бар-Кохба. Доступ на Храмовую гору для евреев был закрыт почти два тысячелетия.
Так продолжалось, пока не пришли вы, парашютисты, и не вернули ее народу. Западная стена, к которой устремлены все сердца, снова в наших руках. В продолжение всей истории нашего народа многие евреи, презрев любые опасности, стремились в Иерусалим, чтобы в нем жить.
В бесчисленных песнях-рыданиях запечатлелось глубочайшее чувство к Иерусалиму, которое живет в душе каждого еврея.
Во время Войны за Независимость были предприняты огромные усилия, чтобы возвратить нации ее сердце — Старый город и Западную стену.
Вам выпала высокая честь вернуть народу вечную его столицу и святыню.
Многие парашютисты, в их числе наши лучшие товарищи, сложили головы в этом бою. В тяжком и ожесточенном сражении вы были едины и сметали на своем пути все преграды, невзирая на собственные раны.
Вы не составляли рапорты и доклады, не жаловались и не роптали. Вы лишь стремились вперед — и победили. Иерусалим отныне и навеки — ваш».
Вечером в амфитеатре на горе Скопус состоялся заключительный слет бригады. И вот со своего места поднялся парашютист Ариэль и надтреснутым, вздрагивающим голосом запел свою песню о Иерусалиме — городе свинца, крови, дыма и мечты: