Битва за Лукоморье. Книга 3

– Станешь бо́льшим, чем ты есть, – торжественно объявила яга, вновь уставившись на собеседницу. – Много бо́льшим, только спешить надо, лет через десять уже не выйдет. Прирастешь навеки к Белосветью, корни пустишь, в цене и для нас, и для себя самой упадешь. Нет, польза от тебя и тогда какая-никакая будет, да и ты от смерти избавишься, только зачем ждать? Хотела бы иного – уже бы повойник носила, мужу ноги мыла. Тебе нужно с силой своей примириться, а для того скорлупу человечью разбить. Ну так разбей.

– Как, Гончая? – с внезапной усталостью спросила волшебница, уже понимая и то, что согласится, и то, что не принесет это ей ни радости, ни покоя, только избавление от проклятого материнского дара. А тел-обманок она носить не станет, хватит ей быть «прекрасной», костяная нога так костяная нога…

– Ну, наконец-то! – в глазах-провалах ничего не мелькнуло, но в голосе вербовщицы послышалось торжество. – Начнем мы с тобой с малого…

– С того, что ты уберешься к худам! – рявкнул висящий за спиной яги ковер и, отлетев в сторону, свалился в высохшую траву, мелькнув вспоротыми башнями облаками. На поясе Веселины радостно задергался кошель с Благушей, но отшельнице было не до куколки – она смотрела и не верила своим глазам, которые видели разъяренного Охотника.

Алеша уехал, не оглянувшись.

Алеша вернулся.

* * *

Взять себя в руки китежанину удалось почти сразу. Нарочито спокойно он обошел украшенный единственным цветочным веником стол и уселся рядом с Миравой, не забыв откинуть капюшон и положить рядом мешок с никому уже не нужной платой. Слепошарая карга, надо отдать ей должное, при появлении нежданного гостя даже не поморщилась.

– Это Алеша, Охотник китежский, – первой нарушила молчание отшельница. – День добрый, Алеша, не ждала я тебя назад так быстро. Буланко здоров ли?

– Как конь, – не стал вдаваться в подробности богатырь. – Ты впрямь в яги собралась или шутки шутишь?

– То не твое дело, Охотник, – скрипнула яга, – ступай отсюда, пока цел.

– После тебя, – огрызнулся китежанин, наскоро оценивая возможного врага.

Судя по железным лапам и кирасе с грудями, к Мираве подослали воительницу. Это было скверно, то есть было бы, заявись зараза со своей избой. На что способны плюющиеся огнем бродячие дома, китежанин помнил, но избы не было, а до ступы, на которой вербовщица прилетела, еще нужно было добраться. Значит, если дойдет до драки, бить надо первому, не сходя с места и наверняка.

В Китеже о загадочных Сестрах знали даже меньше, чем о Тьме, но они хотя бы были смертны, и их главная мощь крылась в избах, так что шанс справиться имелся. Если, конечно, Мирава не поддержит гостью званую против гостя незваного, но отшельница молчала. Значит, еще не решила или решила не до конца.

– Ступай отсюда, – повторила яга и поскребла когтями по столешнице.

Ни в руках, ни на поясе у нее ничего похожего на оружие не имелось, оставались… ноги? И что с того, что железки казались гладкими, мало ли что из них выскочить может. Про огромных котов с железными когтями в Китеже знали, тут вряд ли придется легче, только звездный булат и не такое рубит. Волшба ягина Алешу не тревожила. Главное – не пустить страхолюдину к ее ступе, с летучим вражиной совладать непросто, однако Миравина гостья, кажется, не принимала китежанина всерьез. Сидела, таращилась на хозяйку пустыми, без зрачков, зенками, но Алеша готов был поклясться: видит яга не хуже его самого.

– Я не к тебе пришел, – отрезал богатырь, – не тебе меня и гнать.

– Прогони его, меньша́я сестра, – чуть повысила голос воительница. – Недосуг тебе на дурней захожих размениваться.

– Постой, Гончая, – свела брови отшельница, – не сестра я тебе еще, так что пусть скажет сперва, с чем пожаловал, с делом али с безделицей.

– С безделицей, – отворачиваться от врага всегда опрометчиво, но не взглянуть Мираве в глаза Алеша не мог. – Только я, как разговор ваш услышал, разом про нее позабыл. Ты что творишь, подруга? С ума съехала?! Видел я, что яги с теми, кого окрутить сумели, выделывают, это… как по доброй воле в корягу болотную превратиться. Ну не сгорит она, а триста лет на одном месте мхом обрастать будет, только не жизнь это, слышишь?!

– А что, по-твоему, жизнь, Охотник?

– Шутишь?

– Нет, не шучу. Ответь, если знаешь.

– О таком, пожалуй, скажешь… – Вот спеть, пожалуй, можно, но не при этой же уродине! – Оно само слышится. В стуке копыт, в свисте ветра… Манит, зовет, бьется, как сердце.

– Вот и будь этим счастлив. Прощай.

– Ну уж нет! – Алеша коротко зыркнул на ягу, та вроде сидела смирно. – Ты Буланышу свет вернула, теперь мой черед. Не дам я тебе лежать колодой с червями в носу, чтобы хуже не сказать!

– С червями? – в васильковых глазах мелькнуло что-то странное. – Какими червями?

– Длинными, – немедля уточнил богатырь, словно вживую увидевший лежащую бревном Марфу, – бледными. Толстыми. Один конец в тебе, второй – в потолок врос. Станет халупа эта худова по капле из тебя твою суть тянуть да дрянь заместо нее впрыскивать, от которой ноги коленками назад выворачиваются. Тебе это нужно? Это, да?!