Битва за Лукоморье. Книга 3

– Так и я знаю, – Алеша широкими шагами пересек топкое место и поставил затворницу рядом с кустом бересклета. – Жди тут, я мигом! Потом змеехвостку поймаем и назад, к твоей подружке.

Вызволить из вязкого прибрежного ила метлу оказалось проще простого, заодно выяснилось, почему она так странно воткнулась. Прутья прутьями, но другой конец внушительного металлического древка оканчивался навершием-лепестком, острым, как хорошая бритва. Хочешь – руби, хочешь – коли. Оказавшаяся совней «метла», хоть и вонзилась с маху в речное дно, не только не обломалась, но и не затупилась. Богатырь коснулся пальцем лезвия, примерился и одним ударом снес с дюжину камышин. Рубил черный клинок отлично и, кажется, ему было все равно, кто им орудует, другое дело, что сам Алеша предпочитал меч.

Присваивать смертоносную метлу богатырь не собирался, но о ягах слишком мало знали, да и черно-серый металл мог хорошему мастеру поведать многое. Совню нужно переправить в Китеж, но попробуй скрой такую добычу, а пускать Мираву к карге в одиночестве богатырь не собирался.

В то, что затворница все еще хочет в яги, даже если прежде и собиралась, Алеша не верил, но вдруг вербовщица ее околдует или как-нибудь еще голову задурит? Наставники чуть ли не месяц потратили, втолковывая будущему Охотнику, как злонравные хитрецы обманом добывают у простаков клятвы, которые не отменишь и не обойдешь.

Выходит, вернуть метлу-то? Алеша обвел глазами протоку, и тут его осенило. Лесные жители падки на человечий хлеб, водяные – на человечьи же побрякушки, но и те и другие превыше всего ценят уважение и вежливость. Не угодливую, корыстную, а искреннюю. Перстней-запястий молодой китежанин не носил, златники за серьезную услугу предлагать неловко, но на дне кошеля обнаружился еще и золотой оберег на удачу, купленный давным-давно в Великограде. Вот и ладно!

Золото разбило сонное зеркало и кануло на дно, унося с собой старые, как леса да болота, слова. Незваный гость извинялся за потревоженную воду, желал спокойных зимних снов да светлого пробуждения, а заодно просил сберечь до поры до времени малую вещицу, за которой явится, когда снега сойдут да пролески отцветут. Не просто так явится, с гостинчиком.

Теперь оставалось ждать, и Алеша дождался: рядом словно огромная рыбина плеснула, и на поверхности, там, где исчез оберег, начал вспухать водяной пузырь. Раздуваясь, он шел рябью и вытягивался, все сильней напоминая всплывающий сундук, полупрозрачный, перевитый для верности желто-зелеными веревками увядающих водорослей. Вода в протоке казалась стоячей, не было и ветра, но «сундук» уверенно и неторопливо поплыл к Алеше. Внутри него беспокойными рыбками кружила пара листочков, и шевелил клешнями растерянный рак.

– Спасибо тебе, – от души поблагодарил водяного китежанин. – По весне вернусь… А не я, так от меня. Придут, поклонятся, скажут, мол, от Алеши-Охотника.

Невидимая рыба плеснула еще разок, мол, ясно-понятно. «Сундук» с хлюпаньем открылся, и богатырь, вытащив за хвост незадачливого рака, сунул внутрь тяжеленную «вещицу». Новоявленное хранилище с залихватским чмоканьем захлопнулось и, неспешно откочевав на самую середину протоки, ушло в глубину.

– Готово, – весело доложил богатырь возившейся со своей куколкой Мираве. – Если твоя яга спросит, скажем, что метла ее на дне, и ведь ни словечком не соврем! Кусок ступы я с собой тоже прихвачу, вдруг на слово не поверит, что разбилась.

– Может, и не поверит, – волшебница не отрывала взгляда от соломенной помощницы. – У тебя снедь какая-нибудь при себе есть?

– Проголодалась?

– Не я, Благуша, – девушка указала взглядом на свою куколку. – Я ее не кормила, чтоб не мешала с ягой говорить, а теперь разговор у нас такой пойдет, что любая помощь лишней не будет.

– Благуша, значит? – пробормотал охотник, вспоминая ползавшего по шее Буланко красного паука. – А по виду жуть жуткая.

– Благословение это матушкино и помощница моя. Без нее нам солоно прийтись может.

«Зачем к этой ехать? – слышавший все Буланыш недовольно стукнул копытом. – Лучше от нее. Поедем, поскачем, никто не догонит».

– Буланко говорит, незачем нам возвращаться. Лучше я тебя отвезу хотя бы к тем же зверинщикам, они люди славные, а сам – к яге. Так, мол, и так, тебе с ними не по пути. Ну а драться вздумает, мы отобьемся, ни избы, ни ступы у нее здесь нет.

«Отобьемся! Я с ног ее железных собью, а ты мечом!»

– Избы у нее здесь нет… – медленно повторила отшельница. – Дай слово китежское, что никому слов моих не передашь.