Битва за Лукоморье. Книга 3

Встревоженный мысленный Алин голос ворвался в сознание новеградца – и словно разбудил его, разрубив острым стальным клинком сверкающий туман. Садко вздрогнул и открыл глаза. Алконост продолжала петь, покачиваясь из стороны в сторону на шестке, призрачные огни по-прежнему танцевали над помостом, но теперь, слушая дивную песню, от которой по-прежнему всё сладко холодело внутри, капитан сохранял ясность ума. Сплетения чар, утянувших его в мир грез, рассеялись, остался лишь буйный восторг перед красотой и могучей волшебной силой Алиного голоса.

– Вот так, хорошо. Прости, я позабыла, что ты сам – гусляр да певец! – в мыслях Али промелькнули виноватые нотки. – Тебя еще сильнее накрыло, чем их…

Стряхнув с себя остатки наваждения, капитан обвел глазами зал. Пиршественный чертог замер, а взгляды диволюдов и людей за столами, напрочь позабывших, кто они и где они, будто приковало к чудо-птице. Не шевелясь, слушали ее и морские владыки. На губах Смугляка блуждала светлая улыбка. Суровый лик повелителя льдов смягчился и потеплел, словно тот вспомнил что-то очень давнее и очень дорогое сердцу. Синий Осьминог о чем-то глубоко задумался-замечтался над недопитой чашей, темные глаза Пестряка сияли. Остальные тоже сидели вконец зачарованные, а у Северянина, опустившегося обратно на трон, по щеке ползла крупная слеза.

Садко не сомневался, что сейчас, в эти мгновения, на поверхности морей да океанов по всему бескрайнему Белосветью утихли бури, перестали бушевать штормовые волны, а над успокоившейся водной гладью развеялось серое марево тумана и разошлись тучи. И пока внимают морские цари пению алконоста, ни единому, даже самому легкому дуновению ветерка этого спокойствия не нарушить…

Когда же затихла песня, долго еще над пиршественными столами звенела ее последняя солнечно-радостная нота, будто рожденная хрустальным колокольчиком. И лишь после того, как она смолкла, рассыпалась круговерть взмывших вверх волшебных огней, а зал начал медленно приходить в себя.

– Благодарю тебя, дивная птица из Ирия – и тебя, северный собрат! – растроганно, с чувством, вымолвил хозяин дворца. – Выиграл ты состязание, можно его не продолжать, всё равно ничего чудеснее мы нынче не увидим и не услышим! Словно молодость мне на миг вернули…

В ладоши южанин ударил на сей раз громко, от души. Остальные морские владыки подхватили, а за ними – вся пиршественная палата. Аля, вновь перелетевшая на плечо к поднявшемуся с колен Садко, наклонила головку набок в ответ на рукоплескания и восхищенные возгласы и улыбнулась. А у новеградца будто гора свалилась с плеч, и ему немедленно захотелось сесть, чтобы унять дрожь в ногах, да влить в себя добрый кувшин вина. Крепкого, не чета здешнему, слабенькому да сладенькому… Эх, низкий поклон алконосту-птице и ее голосу волшебному! Кажется, пронесло.

Северный морской царь торопливо отер рукавом глаза и наклонил голову, кивком дозволяя капитану спуститься с помоста, но едва Садко направился к своему месту, властно поманил его к себе пальцем.

Новеградец послушно остановился у подножия трона, на котором восседал Северянин, но тот нетерпеливо поморщился, велев русичу жестом: мол, не стой столбом, поднимись ближе, на верхнюю ступеньку.

– Ну и хитрец ты, Садко! Как меня вокруг пальца-то обвел. И ведь ничем себя прежде времени не выдал, медузу стрекучую тебе за шиворот! – восхищенно вымолвил, понизив голос до полушепота, владыка Северного моря, склонившись к новеградцу. Выглядел он изрядно обескураженным, но довольным донельзя. – Экое чудо припас, и впрямь далеко до него твоим гуслям… А если бы не совладал я с собой, вспылил? Ты ведь с жизнью мог запросто расстаться, данник мой своевольный!

– Так не расстался же, царь-государь! – если бы в ответ на это Садко не усмехнулся задорно да бесшабашно, он не был бы Садко. – Рад, что тебе угодил.

От капитана «Сокола» не укрылось, что сидящий рядом Ледяной прислушивается к их разговору. Но без досады и тем паче без злости. Пусть синеглазый повелитель южных льдов и уступил победу родичу, однако за проигрыш, похоже, был не в обиде, как и прочие за царским столом.

– Может, уступишь мне птицу-то свою? – Северянин запустил пальцы в бороду и прищурился. – Будет жить она у меня в неге и холе, баловать да лелеять ее стану – так, что ей даже в родном Иномирье не снилось! А тебе за это всю дань на дюжину лет вперед прощу, богатств наживешь…

– Чего захотел! А меня саму прежде спросил, согласна ли я? – в мысленном голосе алконоста звякнули ледышки, а Садко от слов подводного владыки снова аж вздрогнул.

– Нет, – твердо ответил новеградец, глядя в глаза морскому царю. – Не могу, государь. Она ведь не вещь и не забава прирученная. Друг она. А если я друга продать посмею, кем после такого прослыву-то? Так что прости, не уступлю птицу.

Владыка северных вод вздохнул, насупился, но, к удивлению Садко, настаивать не стал.