Битва за Лукоморье. Книга 3

Поднимаясь над затопленным дворцом в плотных столбах мелких пузырьков, Садко с Алей сумели все же разглядеть, что вокруг кипит битва.

У самих чертогов тварей кружило трое, еще два чуда-юда, покрупнее, прикрывали напарников сбоку. Один был вооружен прямым и длинным зазубренным мечом, второй, двухголовый – копьем-гарпуном. Нападавшие схватились с отрядом морян, пытающихся взять их в кольцо. Воины Смугляка ловко орудовали своими гарпунами, но чудища явились не одни: вокруг них мельтешили шесть или семь хищных подводных гадов. Таких Садко еще видеть не доводилось, что-то вроде не то огромных кальмаров, не то осьминогов: ворох щупальцев с присосками, ощеренная зубастая пасть, а на морде – острый костяной рог, как у нарвала…

Сражались моряне отчаянно храбро, но чтобы одолеть нагрянувшую погань, полсотни ратников было слишком мало, и тело уже не одного защитника дворца медленно опускалось на дно в облаке крови.

Пузырь тащило течением вокруг коралловых чертогов, и, болтаясь в нем, как сухая горошина в погремушке, Садко видел, что бой, рассыпавшийся на отдельные ожесточенные стычки, вовсю кипит и у главных ворот. Большой отряд воинов на рыбоящерах отбивался здесь сразу от пяти вооруженных до зубов чуд-юд и целой стаи какой-то подводной дряни. Одни клыкастые твари походили на акул, но морды у них были клювастыми, одетыми массивными пластинами костяной брони. Другие напоминали гигантских мурен. А перед воротами, в самой гуще сражения, вспыхивали какие-то лазурные сполохи – похоже, вступили в дело чародеи, которых помянул царь-южанин.

Совсем рядом мелькнули закованный в железную броню хвост, толстое брюхо, прикрытое доспехом, уродливая клыкастая морда и злые желтые глаза, блеснувшие в прорезях гребенчатого шлема. Чудище беглецов, само собой, заметило, но ему было не до удирающей мелюзги. Пускай, дескать, сухопуты спасаются, не до них!

Только бы не затянуло в эту кровавую кашу да незамеченными мимо пронесло, уж больно медленно пузырь к поверхности поднимается, мелькнуло в голове у новеградца – и Садко будто накаркал. Чудовищная клюворылая рыбина вынеслась снизу, из коралловых зарослей, прямо наперерез им. Клацнули жуткие челюсти, усаженные в три ряда частоколом белых клыков… и тут же тварь отшвырнуло вбок, и она забилась в судорогах, исходя лиловой кровью. Подоспевший на подмогу беглецам рыбоящер саданул страхомордине головой, точно молотом, в белесое брюхо, вцепился в него зубами и когтями, а гарпун плывущего рядом воина-морянина метко ударил гадину в глаз.

– Гляди! – вздрогнувшая всем телом Аля, высвободив голову из-под локтя новеградца, легонько ткнула его кулачком в бок.

Во время свалки с худовой рыбиной пузырь отбросило в сторону, закрутило течением и теперь всё быстрее несло вверх. Дворец остался далеко внизу, под ногами, но Садко все же увидел, как над стенами пиршественного чертога взмывают величественные грозные фигуры: одна с палицей наперевес, другая с копьем, остальные с трезубцами. Капитану даже показалось, что он слышит трубный рев подводного рога, под который вступили в битву морские владыки… А пузырь, вращаясь и кувыркаясь в толще воды, уже мчался над рифом.

Там, у края коралловой гряды, тоже шла битва: мелькали багровые и лазурные огни, метались громадные черные тени, а среди силуэтов чуд-юд и морян новеградец различил еще какую-то тварь. Чудовищную, большеголовую, похожую на извивающегося исполинского червя с оскаленной зубастой пастью. Неужто чуды-юды приволокли с собой из океанских глубин морского змея, о котором столько баек рассказывают?!

Дно на глазах отдалялось, зато поверхность лагуны, колыхавшаяся над головой, становилась всё ближе. А потом заплескались наконец за стенками спасительного кокона волны и закачалось сбоку что-то массивное и темное. Это был корабельный борт.

Борт «Соколика», с дрожью радости понял Садко.

Пузырь, будто с силой кем-то подброшенный, вылетел из воды и высоко подскочил над волнами. Мягко, почти невесомо опустился на палубу у мачты – и с трескучим хлопком лопнул, окатив их с Алей водой. Ошарашенный новеградец, жадно глотая ртом свежий соленый воздух, разжал руки, дивоптица выпорхнула из его объятий, а капитан не удержался на ногах, вдруг как-то разом ослабевших и подогнувшихся, и растянулся плашмя на теплых, нагретых за день солнцем палубных досках.

– Друже!

– Садко!

– Капитан!

Кто первым ликующе заорал у него за спиной, Садко так и не понял. Все трое кинулись к нему разом, подхватили в шесть крепких рук, помогая подняться.

– Наконец-то! – Милослав с облегчением вздохнул, убедившись, что друг вроде бы невредим. – Ох и поволновались же мы за тебя! Чуть не рехнулись…

– Твоё как? – встревоженно вырвалось у Меля. – В порядке быть?

– В порядке… – прохрипел новеградец, ощущая, что губы у него сами, против воли, растягиваются в широкой счастливой улыбке. – Утопи меня водяной… как же я вас видеть-то рад, ребята!