В себя он пришел снова от тупой зудящей боли в ноге и от ощущения, что его дергает за левую руку. Дико хотелось пить и в туалет по-маленькому.
Неуклюже, едва не заорав от боли, он все же по стеночке поднялся с брезентовых раскладных носилок на ноги. Вместо костыля приспособил какую-то палку и поковылял до ветру.
Когда вернулся, фельдшер Юля рассерженно зашипела на него, полностью оправдывая свой «змеиный» позывной.
– Егор, мать твою, где тебя носит?!
– В туалет выходил.
– А если бы от нагрузки швы на ноге разошлись?! Вся наша работа насмарку?! Снова на операционный стол захотел?!
– Ценю твой профессиональный подход, Юля, – рассмеялся прооперированный медик. – Что с тем раненым, у него обе ноги переломаны были, взрывная, осколочная, сочетанная травма?
– Эвакуировали, с ним все нормально. Но мы очень сильно переволновались, как же ты под пули подставился?
– А как иначе его вытаскивать с обеими переломанными конечностями, сильнейшим шоком и контузией? Пока возились с ним, «нацики» и приметили… Знаешь, Юля, когда постоянно в таких переделках, утрачиваешь чувство опасности. Казалось бы, в каких передрягах за эти два с половиной месяца мы не побывали!.. Вот и мне прилетело – видимо, исчерпал я запас своего везения… И ты, Юлечка, будь, пожалуйста, осторожнее.
– Нога сильно болит, уколоть?
– Давай, если обезболивающего на меня не жалко, – улыбнулся Егор. – Геройствовать не буду.
– Скоро машина за ранеными придет. Сначала в эвакогоспиталь, а потом «вертушкой» – в Ростов. Там тебя уже капитально подлечат.
– А где Дима?
– Как раз документы на вас заполняет.
Дима Громов протянул раненому Егору прозрачную пластиковую пробирку с кусочком исковерканного свинца внутри.
– Пуля вошла тебе в бедро под каким-то странным углом и вспорола мышцы вместе с кровеносными сосудами, словно мясницким ножом, можешь себе представить! Но кость, к счастью, не задета. Правда, пришлось с обработкой раны повозиться…
– Спасибо, Дима, ты мне жизнь спас!
– А ты спас жизнь тому бойцу, которого из-под обстрела с обеими переломанными ногами вытащил. И не ему одному. Так что выздоравливай там, в Ростове! – улыбнулся военный хирург.
– Дима, помнишь девиз средневековой медицины: Patere ut salveris?
– «Терпи, чтобы спастись»? Помню, конечно.
– Теперь мне, похоже, придется освоить эту нелегкую науку терпеть, чтобы быть спасенным, – слабо улыбнулся раненый полевой медик.
– Да уж, мне Юля уже рассказала, как ты тут на одной ноге скакал!.. Теперь действительно расслабься и выздоравливай.
Санитарный грузовик, который должен был эвакуировать Егора и остальных из зоны боевых действий, ничем не отличался от любого другого армейского транспорта. Обычный «Урал», только что вытянутый капот прикрыт кустарно наваренными на бампер и по бокам стальными листами. На дверцах наброшены бронежилеты, защищая водителя и старшего машины. Никаких красных крестов! Именно по ним так любят упражняться в меткости снайперы и расчеты ПТУРов нацистского полка «Азов».
В кузове грузовика вместе с Егором на носилках лежали еще трое раненых. Тот самый спецназовец, которому взрывом реактивной гранаты перебило ноги и эвакуацию которого полевой медик прикрывал огнем из автомата. Офицер с проникающим ранением в грудь – бронебойная пуля пробила все же пластину жилета… И мотострелок с разорванной брюшной полостью и вдобавок размозженной кистью левой руки и перебитым пулями плечом.
Раненые глухо стонали от боли, хотя анальгетики по возможности сопровождающий в кузове фельдшер им колол. Но ведь так может и сердце остановиться от передозировки. Поэтому приходилось терпеть.
По сути дела, Егор понимал, что, несмотря на пулю, перепахавшую его бедро, как широкий мясницкий нож сочный окорок, ему еще, можно сказать, повезло.
Вокруг были люди, раненные навылет в грудь, которым предстояли сложнейшие операции с перспективой дальнейшей инвалидности. Были бедолаги с разорванным животом и вывалившимися оттуда внутренностями. Егор вдосталь насмотрелся таких картин: кишки в этом случае напоминают клубок черно-красных от крови змей. И они к тому же шевелятся от каждого судорожного вздоха раненого.
Были среди раненых и молодые ребята с обезображенными от взрывов лицами, в том числе и с выбитыми глазами.
Вот это то самое – абсолютно неприглядная и страшная гримаса войны. Ведь в представлениях многих – убит, так наповал, а ранен, значит, в руку или ногу несильно. Или куда-то там… В общем, так, чтобы сама травма не портила «героический образ».
Но вот Егора относительно несильно ранило в ногу. Правда, так, что он едва не истек кровью и сердце у него едва не остановилось навсегда от жуткой боли и от сильнейшего шока.
А если бы пуля перебила кость, то он однозначно остался бы на всю жизнь одноногим калекой-инвалидом.
Вот именно в этом – в страданиях человеческих – весь ужас войны. О таком еще великий русский писатель Лев Толстой говорил в своих знаменитых «Севастопольских рассказах», посвященных войне 1853–1856 годов.