Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Самые разные действующие лица исторической политики (такие, как церковь, Коммунистическая партия, активисты «Русской весны» и многие другие — их еще называют акторами памяти или мнемоническими акторами) пытались присвоить «Бессмертный полк» и заявить, что он представляет их интересы; однако никто не добился уверенной победы. Напротив, два основных мнемонических актора, которые возникли из движения, первые организаторы из Томска и контролируемая государством НКО «Бессмертный полк России», основаны на совершенно разных политических принципах (несмотря на то, что они заявляют о своей «аполитичности»). Тем не менее они сотрудничают в организации шествий «Бессмертного полка», потому что оба черпают силу из этих эмоций и участием в движении показывают, что играют важную роль в политике памяти в России.

Неверно рассматривать «Бессмертный полк» как отдельного актора, он представляет собой общественное движение, но, во-первых, создает новые действующие лица исторической политики, а во-вторых, уже изменил ландшафт, в котором существуют другие мнемонические акторы.

Ни одна другая общественная инициатива в последние годы не достигла таких масштабов и не вызвала столько споров, как «Бессмертный полк». Акция, начатая в 2012 году группой томских журналистов, изменила формат главного праздника страны и расколола общество и ученых в их понимании смысла ритуала. В стране, где почти каждая семья хранит память о ветеранах войны или родственниках, погибших в 1941–1945 годах, каждый может присоединиться к шествию. Идею томских журналистов быстро подхватили по всей России, а потом и за рубежом. Антрополог Михаил Габович объясняет этот факт распространением «Бессмертного полка» по готовому шаблону, созданному основателями: запоминающееся название, понятные правила и последовательность действий[218]. Тем не менее участие в акции уже миллионов людей, внезапно решивших скопировать именно этот ритуал, предполагает, что необходимы и другие объяснения.

Широко распространено мнение, что «Бессмертный полк» всего лишь «один из многих инструментов, которые Кремль использует для распространения своего видения и интерпретации Второй мировой войны». Эксперты во многих странах, включая Россию, считают, что шествие «представляет собой воплощение политического использования истории правящей элитой в качестве инструмента политической аргументации, попытку навязать особую историческую интерпретацию войны»[219]. Чтобы оспорить это мнение, нам необходимо кратко остановиться на эволюции кремлевской исторической политики, представленной в праздновании Дня Победы.

Современный российский режим консолидировался в тот период, когда угасало поколение ветеранов, а их встречи перестали быть смысловым и символическим центром празднования Дня Победы. Со второй половины 2000-х годов российские руководители вели несколько «исторических войн» с соседними государствами вокруг памяти о войне. Путин лично выступал в этих конфликтах как защитник священной памяти погибших советских людей, символически претендуя на роль, которую до сих пор играли ветераны войны[220]. Такое замещение ветеранов государством поставило под вопрос семейные истории войны и актуализировало проблему принадлежности национальной памяти.

Еще один важный контекст, который надо иметь в виду, — это время первого шествия «Бессмертного полка». В годы, предшествовавшие первому маршу, в России появился новый тип мнемонических акторов. Они были представлены низовыми движениями и инициативами. Люди во многих городах и деревнях по всей России начали восстанавливать свою связь с прошлым. Интерес к местной истории и генеалогии привел к возникновению на местном уровне организаций и появлению инициатив, таких как исторические экскурсии краеведов-волонтеров во многих городах, защита старых зданий от сноса, поиск семейных корней. Авторы доклада «Какое прошлое нужно будущему России?», подготовленного в 2017 году членами Вольного исторического общества, назвали это новое явление «второй памятью» (чтобы отличать его от «первой», поддерживаемой государством и ориентированной на государство)[221]. Лучше всего в контекст этой «второй памяти» вписался первый «Бессмертный полк».

Вспомним, что в современной России история заняла место политического языка. В этом контексте «Бессмертный полк» — это попытка людей выразить свою политическую субъектность на том единственном языке, который им оставила власть, — на языке разговора о Великой Отечественной войне.