Читаем Битва за прошлое. Как политика меняет историю полностью

Попытка чиновников присвоить «Бессмертный полк» имела двоякие последствия. С одной стороны, режиму удалось в значительной степени направить умонастроения народа в официальные церемонии и использовать их в качестве дополнительной легитимации. То же самое было и с шествиями «Бессмертного полка», проходившими за пределами России, где они наполнили смыслом работу Русского мира.

С другой стороны, первоначальные эмоции, которые выводили людей на улицы, еще живы. Они продолжают проявлять свою субъектность в стране, которая становится все более авторитарной. Организовать публичные собрания с политической повесткой становится все сложнее, а «Бессмертный полк» проводит лишь частично подконтрольные властям массовые шествия, поскольку, с точки зрения чиновников, поддерживает важный для режима миф о Великой Отечественной войне. Государство не могло ни полностью подчинить народное движение, ни запретить его.

Как отмечал российский ученый Алексей Миллер, «бок о бок с уже „огосударствленными“ структурами возникают новые автономные, которые „защищены“ институционализацией „Бессмертного полка“, то есть превращением этой инициативы в легитимную социальную практику»[237]. В этом ключе показателен анекдот историка Джули Федор о генеральном секретаре ООН Пан Ги Муне, который якобы в 2015 году неправильно понял шествие «Бессмертного полка», сначала приняв его за митинг оппозиции, а затем — за демонстрацию любви народа к президенту Путину[238].

Можно согласиться с антропологом Михаилом Габовичем, который еще в 2015 году утверждал, что осмысление ритуалов празднования Дня Победы невозможно, если исходить из прямого противопоставления государственного проекта и подлинной народной памяти, «не только потому, что „низовые“ практики и инициативы подхватывались государством (как это происходит и сегодня, например, с проектом „Бессмертный полк“), но и потому, что само государство не являлось и не является внутренне монолитным актором»[239].

Национализация инициативы проходит неравномерно в разных регионах страны. В некоторых городах проявляются конфликты между организаторами и властями, как, например, в 2018 году в Тольятти, где многолетний организатор митинга объявил, что не сможет его провести в этом году из-за серьезных разногласий с местной администрацией. «Активист подчеркивает: во-первых, происходит подмена понятий, и смысл акции вовсе не в единении под эгидой городских властей. Во-вторых, многим будет сложно принять участие в акции: „У движения `Бессмертный полк` нет цели собрать как можно больше людей в одном месте!!!“», — а это стало главной задачей тольяттинских властей[240].

Растущая национализация изначально массовой инициативы изменила отношение к «Бессмертному полку» — по крайней мере, у той части общества, которая в целом критически относится к властям. Некоторые ученые (и большая часть либеральной общественности, высказывающаяся в социальных сетях) убеждены, что государство успешно подчинило «Бессмертный полк» или, по крайней мере, захватило львиную долю энергии движения[241]. В России широко распространено мнение, что в шествии «Бессмертного полка» для его участников «на родовую самоидентификацию накладывается национально-гражданская»[242]. Авторы социологического исследования «Какое прошлое нужно будущему России?» цитируют отзыв респондента об акции «Бессмертный полк»: «Когда она начиналась, это было движение гражданское, оно вызывало у меня большую симпатию… дочь солдата, которого мы нашли, она мне писала и присылала фотографию: „Я шла с портретом отца, которого вы нашли“. И мы понимаем, насколько для нее это важно. А потом, когда это оседлали власти, буквально оседлали, [когда] увидели народное гражданское движение. Но что мы видели после этого? Власти же не умеют. Я видел студентов, которых пригоняют на эту акцию, видел фотографии брошенных плакатов. Зачем это? Такое ощущение, что ко всему, к чему они притрагиваются, они пачкают» (Б., активист). Авторы справедливо считают, что «вмешательство государства рассматривается как профанация многих ритуалов исторической памяти»[243]. Однако история конкурирующих организаторов практически неизвестна участникам, для которых «Бессмертный полк» остается общественным движением, а не конкретной организацией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное