Попытка чиновников присвоить «Бессмертный полк» имела двоякие последствия. С одной стороны, режиму удалось в значительной степени направить умонастроения народа в официальные церемонии и использовать их в качестве дополнительной легитимации. То же самое было и с шествиями «Бессмертного полка», проходившими за пределами России, где они наполнили смыслом работу Русского мира.
С другой стороны, первоначальные эмоции, которые выводили людей на улицы, еще живы. Они продолжают проявлять свою субъектность в стране, которая становится все более авторитарной. Организовать публичные собрания с политической повесткой становится все сложнее, а «Бессмертный полк» проводит лишь частично подконтрольные властям массовые шествия, поскольку, с точки зрения чиновников, поддерживает важный для режима миф о Великой Отечественной войне. Государство не могло ни полностью подчинить народное движение, ни запретить его.
Как отмечал российский ученый Алексей Миллер, «бок о бок с уже „огосударствленными“ структурами возникают новые автономные, которые „защищены“ институционализацией „Бессмертного полка“, то есть превращением этой инициативы в легитимную социальную практику»[237]. В этом ключе показателен анекдот историка Джули Федор о генеральном секретаре ООН Пан Ги Муне, который якобы в 2015 году неправильно понял шествие «Бессмертного полка», сначала приняв его за митинг оппозиции, а затем — за демонстрацию любви народа к президенту Путину[238].
Можно согласиться с антропологом Михаилом Габовичем, который еще в 2015 году утверждал, что осмысление ритуалов празднования Дня Победы невозможно, если исходить из прямого противопоставления государственного проекта и подлинной народной памяти, «не только потому, что „низовые“ практики и инициативы подхватывались государством (как это происходит и сегодня, например, с проектом „Бессмертный полк“), но и потому, что само государство не являлось и не является внутренне монолитным актором»[239].
Национализация инициативы проходит неравномерно в разных регионах страны. В некоторых городах проявляются конфликты между организаторами и властями, как, например, в 2018 году в Тольятти, где многолетний организатор митинга объявил, что не сможет его провести в этом году из-за серьезных разногласий с местной администрацией. «Активист подчеркивает: во-первых, происходит подмена понятий, и смысл акции вовсе не в единении под эгидой городских властей. Во-вторых, многим будет сложно принять участие в акции: „У движения `Бессмертный полк` нет цели собрать как можно больше людей в одном месте!!!“», — а это стало главной задачей тольяттинских властей[240].
Растущая национализация изначально массовой инициативы изменила отношение к «Бессмертному полку» — по крайней мере, у той части общества, которая в целом критически относится к властям. Некоторые ученые (и большая часть либеральной общественности, высказывающаяся в социальных сетях) убеждены, что государство успешно подчинило «Бессмертный полк» или, по крайней мере, захватило львиную долю энергии движения[241]. В России широко распространено мнение, что в шествии «Бессмертного полка» для его участников «на родовую самоидентификацию накладывается национально-гражданская»[242]. Авторы социологического исследования «Какое прошлое нужно будущему России?» цитируют отзыв респондента об акции «Бессмертный полк»: «Когда она начиналась, это было движение гражданское, оно вызывало у меня большую симпатию… дочь солдата, которого мы нашли, она мне писала и присылала фотографию: „Я шла с портретом отца, которого вы нашли“. И мы понимаем, насколько для нее это важно. А потом, когда это оседлали власти, буквально оседлали, [когда] увидели народное гражданское движение. Но что мы видели после этого? Власти же не умеют. Я видел студентов, которых пригоняют на эту акцию, видел фотографии брошенных плакатов. Зачем это? Такое ощущение, что ко всему, к чему они притрагиваются, они пачкают» (Б., активист). Авторы справедливо считают, что «вмешательство государства рассматривается как профанация многих ритуалов исторической памяти»[243]. Однако история конкурирующих организаторов практически неизвестна участникам, для которых «Бессмертный полк» остается общественным движением, а не конкретной организацией.