Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда

– Я открыто заявляю о практическом неудобстве превращения Ташкента в самостоятельное ханство, – заявил строптивый генерал-майор. – Если ранее я опасался больших расходов на содержание в городе войск и полиции, то теперь установленный порядок самими жителями дает возможность и управление городом, и сбор податей возложить на маленький административный аппарат. Образование самостоятельного Ташкентского ханства ликвидирует политическое значение овладения Россией этим городом. Поэтому я настаиваю на проведении границы по Сырдарье вплоть до верховьев реки, чтобы отдалить пограничную черту от Ташкента, установить более тесный контакт с Кокандским ханством и открыть для торговых караванов доступ в Кашгар.

Черняев надеялся на поддержку Крыжановского, но тот его неожиданно не поддержал, заявив:

– Считаю более выгодным иметь под боком слабое в военном отношении вассальное торговое государство, чем приобщать к империи целое государство и сажать туда русских чиновников! Поэтому предлагаю не передвигать линию границы из Южного Казахстана, а образовать в Ташкентском оазисе и в остальной части Кокандского ханства два независимых владения, обеспечив для России возможность судоходства по всей Сырдарье, заняв для этого крепости Ниязбек, Чиназ, чтобы не допустить ничьих посторонних посягательств на независимость Ташкента.

В специальном послании директору Азиатского департамента Крыжановский написал о необходимости прекратить все дальнейшие завоевания и заняться административным устройством присоединенных земель, развитием экономики и торговли.

Недовольный самоуправством Черняева, он говорил:

– Я намерен подтянуть поводья кое-каким лицам, увлекающимся военными авантюрами в Туркестане. Я намерен направить их воинственный пыл на что-нибудь более разумное, чем расширение и без того широчайшей России!

Эту позицию Крыжановского Черняев расценил как трусость и предательство.

Надо сказать, что Горчаков отказался принять даже ограниченную программу Крыжановского. Императору министр иностранных дел доложил об этом так:

– Занятие различных пунктов в районе Ташкента есть мера временная, подлежащая безусловной отмене, когда будут ликвидированы притязания бухарского эмира на господство в Ташкенте!

– Вы хотите, чтобы я вывел оттуда наши войска? – удивился Александр II.

– Этот жест доброй воли был бы с пониманием воспринят в Лондоне, – закивал Горчаков лысеющей головой. – Нам надо ограничиться лишь нравственным убеждением, что Россия всегда поможет Ташкенту в случае нападения на него.

– Право, даже не знаю, что и думать по сему поводу, – только и нашелся что сказать император.

Если бы во главе Азиатского департамента был граф Игнатьев, возможно, ситуация была бы иной, но там уже властвовал, смотревший в рот Горчакову трусоватый Стремоухов, классическое воплощение грибоедовского Молчалина.

– Если мы будем расширять наши пределы только потому, что будем желать присоединять к себе каждое воинственное кочевое племя, могущее делать набеги, то вряд ли удастся нам когда-либо остановить свое движение на юг! – заученно заявлял директор Азиатского департамента, никогда в самой Азии не бывавший и знающий о ней только из книжек и донесений.

Во время визита к военному министру Милютину Стремоухов и вовсе огорошил того, заявив:

– Сегодня мы не ставим своей задачей распоряжаться судьбами Средней Азии, проникая даже до Бухары. Подобные замыслы не должны входить в нашу политическую программу, потому что не дадут нам ничего, кроме неизбежных политических проблем!

– Если мы не желаем распоряжаться судьбами Средней Азии, то зачем тогда было вообще двадцать лет огород городить? – только и нашелся что ответить ошарашенный министр.

После ухода Стремоухова Милютин долго сидел, смотря в окно и думая о своем единомышленнике графе Игнатьеве.

– Эх, Николя, Николя! И какой черт дернул тебя отправиться послом в Турцию? Какой в том прок, когда здесь бы принес гораздо больше пользы!

Надо сказать, что Милютин был единственным, кто хотя бы частично поддерживал упрямого Черняева.

– Губернатор Туркестанской области отчасти прав, – защищал он генерал-майора перед императором. – Независимость Ташкента вовсе не обязательно должна быть связана с утверждением во главе города нового хана. Мы вполне можно обойтись созданием в Ташкенте муниципального управления под охраной наших войск. Эти войска, не занимая города, всегда будут на страже его внутренней самостоятельности.

– Вчера мне Горчаков объяснял все совершенно иначе. Сегодня ты говоришь свое. Почему мои министры не могут выработать единую точку зрения, а каждый тащит одеяло на себя! – выслушав Милютина, недовольно высказался император. – Вы все время ставите меня перед непростым выбором, а я желаю просто утверждать единую правильную позицию.

– Увы, ваше величество, но с Горчаковым у меня, наверное, никогда не будет единой позиции по Средней Азии. Причина проста: Горчаков патологически боится англичан, а мне на их козни глубоко наплевать!