Писатель Константин Арсеньев указывал: «Поводы к предостережениям, постигшим «Москву», были довольно разнообразны. Мы встречаем между ними и «неточное и одностороннее толкование полицейских распоряжений», и «резкое порицание правительственных мероприятий по важному предмету государственного правосудия» (смертная казнь), и «сопоставление некоторых тарифных статей о привозимых припасах», очевидно, не имеющих никакого отношения к продовольственным нуждам рабочего населения, с преувеличенным изображением этих нужд, по случаю бывшего в некоторых губерниях неурожая…»
При этом одним из главных врагов «Москвы» являлось весьма влиятельное проанглийское лобби. Надо сказать, что сам факт появления популярной антианглийской газеты сразу вызвал переполох в английском посольстве, а затем и в Лондоне. Кто-кто, а англичане лучше других понимали огромную силу печатного слова. Именно поэтому на уничтожение «Москвы» были брошены все возможные силы. Впрочем, и сам редактор Иван Аксаков вел себя весьма неосторожно, периодически подставляясь острыми полемическими статьями. Это в конце концов и стало формальным поводом для закрытия самой антианглийской газеты России. И хотя Аксаков возражал, подав в Сенат записку, доказывая, что он предан государственному строю России, привержен идее царской власти и ее единения с православием, что «Москва» отстаивает, прежде всего, наши внешнеполитические интересы и формирует правильное общественное мнение, газета, к огромной радости английского посла графа Каули, была закрыта.
Несмотря на определенные неудачи, наша пресса впервые в истории России начала весьма быстро и эффективно формировать общественное мнение за начало активных действий в Средней Азии. Когда мнение было сформировано, отмахнуться от вопросов Средней Азии стало уже невозможно. Журналисты как смогли свое дело сделали.
В 1860 году товарищем (заместителем) военного министра, а год спустя военным министром был назначен генерал Дмитрий Милютин. В отличие от флегматичного Сухозанета, Милютин был человеком энергичным. Он прекрасно понимал тогдашний переломный момент России и ратовал за самые широкие реформы. В азиатской политике, в отличие от своего предшественника, Милютин был сторонником освоения новых рынков сбыта и источников сырья для русской промышленности. С приходом Милютина Военное министерство сразу же изменило курс на прямое завоевание среднеазиатских ханств, тогда как Министерство иностранных дел предпочитало добиваться политических и экономических привилегий исключительно дипломатическими переговорами.
О своем визави Горчакове Милютин не без раздражения говорил:
– Он с давних времен в азиатской политике полон самого оголтелого консерватизма!
Когда Горчакову донесли слова Милютина, тот только улыбнулся из-под очков:
– Это самая лучшая оценка моего труда!
Два министра, уважая друг друга, были полнейшими антагонистами.
Если Горчаков обвинял Милютина в излишней воинственности и шапкозакидательстве, то оппонент упрекал внешнеполитическое ведомство в том, что оно всеми силами сдерживало наступление наших войск в Средней Азии, «дабы не возбуждать дипломатических запросов лондонского кабинета, ревниво следившего за каждым нашим шагом в степях».
Милютин в выражениях не стеснялся:
– Что вы хотите, Горчаков воспитан на идеях Венского конгресса и считает азиатские дела лишь придатком европейских! Он не знает и не понимает Востока, где все переговоры воспринимаются как проявление слабости, а ценят и уважают лишь реальную военную силу!
В лицо Милютин говорил Горчакову так:
– Вы, Александр Михайлович, не желаете вникать в обстоятельства, вынуждавшие нас принимать военные меры на азиатских наших окраинах, а приписываете всякое военное предприятие своеволию местных начальников, стремлению их к боевым отличиям и наградам, а не единственно верной реакцией на происходящие события.
Горчаков к выпадам военного министра относился стоически:
– Милютин считает, что я пляшу под английскую дудку, и ошибается. Там, где надо, я даю английским домогательствам решительный отпор, но там, где можно решить вопрос миром, я его миром и решаю.
Увы, наличие разногласий во взглядах на среднеазиатскую политику двух ведущих министерств в значительной мере объяснялось отсутствием четкого государственного плана военно-политических действий. Это касалось и начальников на местах. Так, традиционно конкурировали и оппонировали друг к другу оренбургский и западносибирский генерал-губернаторы. При этом люди на этих должностях менялись, а противоречия оставались.
Генерал-квартирмейстер Главного штаба Вернандер так докладывал военному министру причины склок оренбургского генерал-губернатора Дюгамеля и западносибирского Безака: