Битва жизни (пер. Кронеберг)

Бритнъ покачалъ головою.

— Нтъ никакой надежды! произнесъ онъ.

— Отъ-чего же? отвчала Клеменси. — А можетъ быть, не сегодня — завтра вы сами задумаете жениться, Бритнъ, а?

Такой внезапный вопросъ о такомъ важномъ дл требовалъ размышленія. Выпустивши густое облако дыму и посмотрвши на него сперва съ одной, потомъ съ другой стороны, какъ будто оно составляло самый вопросъ, который онъ обсуживаетъ со всхъ сторонъ, мистеръ Бритнъ отвчалъ, что на счетъ этого онъ еще ничего не ршилъ, но что дйствительно думаетъ, чти оно можетъ этимъ кончиться.

— Желаю ей счастья, кто бы она ни была! воскликнула Клеменси.

— О, что она будетъ счастлива, въ этомъ нтъ сомннія, сказалъ Бенджаминъ.

— А все таки она не была бы такъ счастлива, и мужъ у нея былъ бы не такой любезный, не будь меня, замтила Клеменси, облокотясь на столъ и глядя назадъ на свчу:- впрочемъ, я уврена, что это случилось само собою, а я тутъ ничего. Не такъ ли, Бритнъ?

— Конечно, не будь васъ, такъ оно было бы не то, отвчалъ Бритнъ, дошедши до того момента наслажденія трубкою, когда курящій только чуть чуть ршается раскрывать ротъ для рчи и, покоясь въ сладкой нг на креслахъ, обращаетъ на собесдника только одни глаза, и то очень неохотно и неопредленно. — О, я вамъ обязавъ очень многимъ, Клемъ, вы это знаете.

— Это очень любезно съ вашей стороны, возразила Клеменси.

И въ тоже время, обративши мысли и взоръ на сальную свчу и внезапно вспомнивши о цлительныхъ свойствахъ сала, она щедро принялась намазывать имъ свой лвый локоть.

— Вотъ видите ли, продолжалъ Бритнъ глубокомысленнымъ тономъ мудреца: — я въ свое время изучилъ многое; у меня всегда было стремленіе къ изученію; я прочелъ много книгъ о хорошей и о худой сторон вещей, потому-что въ молодости я шелъ по литературной части.

— Въ самомъ дл! воскликнула Клеменси въ удивленіи.

— Да, продолжалъ Бритнъ: — я года два прятался за книжными полками, всегда готовый выскочить, если кто нибудь подтибритъ книгу; а потомъ я служилъ разсыльнымъ у корсетницы швеи и разносилъ въ Клеевчатыхъ коробкахъ обманъ и обольщеніе, — это ожесточило мое сердце и разрушило во мн вру въ людей; потомъ я наслушался разныхъ разностей здсь у доктора, — это очерствило мое сердце еще больше; и на конецъ концовъ, я разсудилъ, что врнйшее средство оживить его и лучшій спутникъ въ жизни — терка.

Клеменси хотла было прибавить и свою мысль, но онъ предупредилъ ее.

— Въ союз съ наперсткомъ, прибавилъ онъ глубокомысленно.

— Длай для другихъ то, что…. и пр…. вы знаете, прибавила Клеменси и въ восторг отъ признанія сложивши руки и натирая слегка локти. — Какое короткое правило, не правда ли?

— Не знаю, сказалъ Бритнъ, можно ли это считать за хорошую философію. — У меня есть на счетъ этого кое какія сомннія, но за то опять это правило очень удобно и избавляетъ отъ многихъ непріятностей, чего не длаетъ иногда настоящая философія.

— А вспомните, какой вы были прежде! сказала Клеменси.

— Да, замтилъ Бритнъ: — и всего необыкновенне, Клемми, то, что я перемнился черезъ васъ. Вотъ что странно: черезъ васъ! А я думаю, что у васъ въ голов нтъ и половины идеи.

Клеменси нисколько не обижаясь, покачала головою, засмялась, почесала локти и объявила, что и сама такъ думаетъ.

— Я почти въ этомъ увренъ, сказалъ Бритнъ.

— Вы правы, правы, отвчала Клеменси. — Я не имю претензій на идеи. На что мн он?

Бенджаминъ вынулъ изо рта трубку и началъ смяться, пока слезы не потекли у него во лицу.

— Что вы за простота, Клемми! сказалъ онъ, покачивая головою и отирая слезы въ полномъ удовольствіи отъ своей шутки. Клеменси и нe думала противорчить: глядя на него, она тоже захохотала отъ всей души.

— Нельзя не любить васъ, Клемъ, сказалъ Бритнъ: — вы въ своемъ род прекрасное созданіе: дайте вашу руку. Что бы ни случилось, я никогда васъ не забуду, никогда не перестану быть вашимъ другомъ.

— Въ самомъ дл? воскликнула Клеменси. — Это отъ васъ очень мило.

— Да, да, я вашъ заступникъ, сказалъ Бритнъ, отдавая ей трубку, чтобы она выбила табакъ. — Постойте! что это за странный шумъ?

— Шумъ? повторила Клеменси.

— Чьи-то шаги снаружи. Точно какъ будто кто-то спрыгнулъ съ ограды на землю, замтилъ Бритнъ. Что, тамъ на верху вс уже легли?

— Теперь уже легли, отвчала она.

— Вы ничего не слышали?

— Ничего.

Оба стали прислушиваться: все было тихо.

— Знаете ли что, сказалъ Бритнъ, снимая фонарь: — обойду-ка я домъ, — оно врне. Отомкните дверь, покамстъ я засвчу фонарь, Клемми.

Клеменси поспшила отворить дверь, но замтила ему, что онъ проходятся попусту, что все это ему почудилось, и такъ дале. Бритнъ отвчалъ, что очень можетъ статься, во все таки вышелъ, вооруженный кочергой, и началъ свтить фонаремъ во вс стороны, вблизь и вдаль.

— Все тихо, какъ на кладбищ, сказала Клеменси, глядя ему вслдъ, — и почти также страшно.

Оглянувшись назадъ въ кухню, она вскрикнула отъ ужаса: передъ ней мелькнула какая-то тнь. — Что это? закричала она.

— Тс! тихо произнесла Мери дрожащимъ голосомъ. — Ты всегда меня любила, не правда ли?

— Любила ли я васъ! какое тутъ сомнніе!