Она жарко благодарила своего скромнаго друга — Клеменси, и увряла ее въ безусловной къ ней довренности. Благополучно добравшись до своей комнаты, она упала на колни, и — могла молиться, съ бременемъ такой тайны на сердц! могла встать отъ молитвы, спокойная и ясная, наклониться надъ спящею сестрою, посмотрть ей въ лицо и улыбнуться, хоть и грустною улыбкой! могла поцаловать ее въ лобъ и прошептать, что Грація всегда была для нея матерью и всегда любила ее, какъ дочь! Она могла, легши въ постель, взять спящую руку сестры и положить ее себ около шеи, — эту руку, которая и во сн, казалось, готова защищать и ласкать ее! — могла проговорить надъ полуоткрытыми губами Граціи: — господь съ тобой! могла, наконецъ, заснуть! Но во сн она вскрикнула своимъ невиннымъ и трогательнымъ голосомъ, что она совершенно одна, что вс ее забыли.
Мсяцъ проходитъ скоро, какъ бы онъ ни тянулся. Мсяцъ съ этой ночи до прізда Альфреда пролетлъ быстро и исчезъ, какъ дымъ.
Насталъ день, назначенный для прізда, бурный, зимній день, отъ котораго старый домъ пошатывался, какъ будто вздрагивая отъ холода; такой день, когда дома вдвое живе чувствуешь, что дома, когда сидишь у камина съ особеннымъ наслажденіемъ, и на лицахъ вокругъ огонька ярче играетъ румянецъ, и собесдники тсне сдвигаются въ кружокъ, какъ будто заключая союзъ противъ разъяренныхъ, ревущихъ на двор стихій, — бурный, зимній день, который такъ располагаетъ къ веселью за запертыми ставнями и опущенными сторами, къ музык, смху, танцамъ и веселому пиру!
И все это докторъ припасъ къ встрч Альфреда. Извстно было, что онъ прідетъ не раньше ночи; и докторъ говорилъ: у насъ, чтобы и ночь засвтила ему навстрчу! Онъ долженъ найти здсь всхъ старыхъ друзей — чтобы вс были на лицо!
Итакъ, пригласили гостей, наняли музыкантовъ, раскрыли столы, приготовили полы для дятельныхъ вотъ, заготовили кучу провизіи разнаго сорта. Это случилось о святкахъ, и такъ какъ Альфредъ давно не видлъ англійскаго терну съ густою зеленью, танцовальную залу убрали его гирландами, и красныя ягоды, горя въ зелени листовъ, готовы были, казалось, встртить его родимымъ привтомъ.
Вс были жъ хлопотахъ цлый день во больше всхъ Грація, душа всхъ приготовленій, распоряжавшаяся всюду безъ шума. Въ этотъ день, также какъ и въ продолженіи всего мсяца, Клеменси часто поглядывала на Мери съ безпокойствомъ, почти со страховъ. Она замтила, что Мери блдне обыкновеннаго, но спокойное выраженіе лица придавало ей еще боле красоты.
Ввечеру, когда она одлась, Грація съ гордостію надла на все внокъ изъ искуственныхъ любимыхъ цвтовъ Альфреда; прежнее задумчивое, почти печальное выраженіе съ новою силою проглянуло на лиц Мери, но въ немъ все-таки виднлось высокое одушевленіе.
— Слдующій разъ я надну на тебя свадебный внокъ, сказала Грація: — или я плохая отгадчица будущаго.
Мери разсмялась и обняла сестру.
— Одну минуту, Грація. Не уходи еще. Ты уврена, что мн ничего больше не нужно?
Но она заботилась не о туалет. Ее занимало лицо сестры, и она съ нжностью устремила на все свой взоръ.
— Mое искусство не можетъ итти дальше, сказала Грація: — и не возвыситъ твоей красоты. — Ты никогда еще не была такъ хороша.
— Я никогда не была такъ счастлива, отвчала Мери.
— И впереди ждетъ тебя счастье еще больше, сказала Грація. — Въ друговъ дом, гд будетъ весело и свтло, какъ здсь теперь, скоро заживетъ Альфредъ съ молодою женою.
Мери опять улыбнулась.
— Какъ счастливъ этотъ день въ твоемъ воображеніи, Грація! это видно по твоимъ глазамъ. Я знаю, что въ немъ будетъ обитать счастье, и какъ рада я, что знаю это наврное.
— Ну, что? все ли готово? спросилъ докторъ, суетливо вбгая въ комнату. — Альфредъ не можетъ пріхать рано: часовъ въ одиннадцать или около того, и намъ есть когда развеселиться. Онъ долженъ застать праздникъ въ полномъ разгар. Разложи въ камин огонь, Бритнъ. Свтъ безсмыслица, Мери; врность въ любви и все остальное, — все вздоръ; но такъ и быть! подурачимся вмст со всми и встртимъ вашего врнаго любовника, какъ сумасшедшіе! Право, у меня у самого закружилась, кажется, голова, сказалъ докторъ, съ гордостью глядя на своихъ дочерей: — мн все кажется, что я отецъ двухъ хорошенькихъ двушекъ.
— И если одна изъ нихъ огорчила или огорчитъ, огорчитъ васъ когда нибудь, милый папенька, простите ее, сказала Мери: — простите ее теперь, когда сердце у нея такъ полно. Скажите, что вы прощаете ее, что вы простите ее, что она никогда не лишится любви вашей, и…. и остального она не договорила, припавши лицомъ къ плечу старика.