Битва жизни (пер. Кронеберг)

— Бжала, мой милый Альфредъ! произнесъ докторъ убитымъ голосомъ, закрывши лицо руками: — бжала изъ отцовскаго дома. Она пишетъ, что сдлала свои невинный и безукоризненный выборъ, проситъ простить ее, не забывать ее, — она бжала!

— Съ кмъ? куда?

Онъ вскочилъ, готовый, казалось, броситься въ погоню; но когда вс посторонились, чтобы дать ему дорогу, онъ дико посмотрлъ на окружавшихъ, зашатался и палъ опять на колни, сжавши холодную руку Граціи.

Въ общемъ смятеніи вс бгали взадъ и впередъ, суетились, кричали безъ цли и намренія. Одни бросились по разнымъ дорогамъ, другіе вскочили на лошадей, третьи засвтили огонь, четвертые толковали между собою, что нтъ никакого слда и искать напрасно. Нкоторые съ любовью подошли къ Альфреду, стараясь его утшить; другіе замтили ему, что Грацію надо внести въ домъ, и что онъ мшаетъ. Онъ ничего не слышалъ и не двигался съ мста.

Снгъ падалъ густыми хлопьями. Альфредъ поднялъ на минуту голову и подумалъ: какъ кстати этотъ блый пепелъ! онъ застилаетъ мои надежды и несчастіе. Онъ посмотрлъ вокругъ на блую равнину и подумалъ: какъ быстро исчезнутъ слды отъ ногъ Мери, и снгъ засыплетъ и это воспоминаніе! Но онъ не чувствовалъ холода и не трогался съ мста.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Міръ постарлъ шестью гадами посл этой ночи прізда. Былъ теплый осенній день. Шелъ проливной дождь. Вдругъ солнце глянуло изъ за тучь, и старое поле битвы весело и ярко засверкало зеленою равниною, блеснуло радостнымъ привтомъ, какъ будто зажгли веселый маякъ.

Какъ прекрасенъ былъ ландшафтъ, облитый этимъ свтомъ! Какъ весело играли на всхъ предметахъ живительные лучи солнца! Мрачная за минуту масса лса запестрла отливами жолтаго, зеленаго, бураго и краснаго вина и разршилась различными формами деревъ, съ каплями дождя, скользящими по листьямъ и, сверкая, падающими на землю. Ярко-зеленый лугъ какъ будто вспыхнулъ; казалось, минуту тому назадъ онъ былъ слпъ и вдругъ прозрлъ и любуется свтлымъ небомъ. Поля хлба, кустарникъ, сады, жилища, купы крышъ, колокольня церкви, рка, водяная мльница, — все, улыбаясь, выступило изъ мрака и тни. Весело запли птицы, цвты подняли свои головки, свжій запахъ поднялся изъ оживленной почвы; синева неба разливалась все шире и шире; косвенные лучи солнца прорзали мрачную полосу тучь, медленно удалявшихся за горизонтъ, и радуга въ торжественномъ величіи раскинулась по небу изящнйшими цвтами.

Близь дороги, пріютившись подъ огромнымъ вязомъ съ узкою скамьею вокругъ толстаго ствола, маленькая гостинница поглядывала на путника весело и привтливо, какъ слдуетъ подобному заведенію, и соблазнила его нмымъ, но краснорчивымъ увреніемъ въ ждущихъ его здсь удобствахъ. Красная вывска на дерев, сверкая на солнц золотыми буквами, поглядывала на проходящихъ изъ за листьевъ, какъ веселое лицо, и общала хорошее угощеніе. Каждая лошадь, пробная мимо, поднимала уши, почуявши свжую воду въ жолоб и разсыпанное подъ нимъ пахучее сно. Алыя сторы въ нижнемъ этаж, и чистые блые занавсы въ маленькихъ спальняхъ на верху, манили къ себ прозжаго, качаясь по втру. На свтлозеленыхъ ставняхъ золотыя надписи говорили о пив, о лучшихъ винахъ и покойныхъ постеляхъ, и тутъ же было трогательное изображеніе кружки портера, вспнившагося черезъ край. На окнахъ въ ярко красныхъ горшкахъ стояли цвтущія растенія, живо рисовавшіяся на бломъ фасад дома; а въ темномъ промежутк дверей сверкали полосы свта, отражавшагося на рядахъ бутылокъ и стакановъ.

На порог красовалась почтенная фигура хозяина гостинницы: созданіе коротенькое, но плотное и круглое; онъ стоялъ, заложивши руки въ карманы и разставивши ноги, — именно въ той поз, которая ясно говорила, что онъ спокоенъ на счетъ погреба и вообще положительно убжденъ въ достоинств своего заведенія, — убжденіе тихое и добродтельное, неизмримо далекое отъ наглаго хвастовства. Чрезмрная сырость, сбгавшая посл дождя каплями со всхъ предметовъ, выказывала его съ выгодной стороны. Ничто близь него не терпло жажды. Нсколько отяжелвшихъ далій, выглядывая изъ за частокола его опрятнаго сада, упились, казалось, сколько могли (можетъ быть, даже и немного больше), между-тмъ, какъ розы, шиповникъ, левкой, растенія на окнахъ, и листья на старомъ дерев, были, такъ сказать, только навесел, какъ собесдники, незабывшіе умренности и только оживившіе свою любезность. Капли, ниспадающія около нихъ на землю, сверкали, какъ веселыя шутки, и, ничего не задвая, орошали забытые уголки земли, куда рдко проникаетъ дождь.

Этой деревенской гостинниц дано, при ея основаніи, необыкновенное имя: «Терка». Подъ этимъ хозяйственнымъ названіемъ, на той же яркой вывск на дерев и такими же золотыми буквами было написано: «гостинница Бенджамина Бритна».

Взглянувши еще разъ, повнимательне, въ лицо хозяину, вы уврились бы, что на порог стоитъ никто другой, какъ самъ Бенджаминъ Бритнъ, измнившійся соотвтственно протекшему времени, но къ лучшему: особа очень почтенная.

— Мистриссъ Бритнъ, сказалъ онъ, поглядывая на дорогу, — что-то запоздала. Пора уже чай пить.