Читаем Битва жизни полностью

— Ктожь бы это могъ быть? спросилъ гость.

— Мистеръ Мейкль Уарденъ! отвѣчала Клеменси, почтя вскрикнувши и въ одно и тоже время объясняя мужу, что хотѣла она ему сказать знаками, и давая знать Уардену, что онъ узнанъ.

— Вы помните меня, сэръ, сказала Клеменси, дрожа отъ внутренняго волненія: — да, я это вижу; помните, ночью, въ саду, — я была съ нею!

— Да, вы были съ нею, сказалъ онъ.

— Да, сэръ, продолжала Клеменси: — да, безъ всякаго сомнѣнія. Это мужъ мой, съ вашего позволенія. Бенъ, душа моя Бенъ, бѣги къ миссъ Грація, бѣги къ мистеру Альфреду, бѣги куда нибудь, Бенъ! приведи сюда кого нибудь, скорѣй!

— Постойте! сказалъ Уарденъ, спокойно становясь между дверью и Бритномъ. — Что вы хотите сдѣлать?

— Дать знать, что вы здѣсь, сэръ, отвѣчала, Клеменси, всплеснувши руками: — сказать имъ, что они могутъ узнать объ ней лично отъ васъ, что она не совсѣмъ для нихъ потеряна, что она возвратится домой благословить отца и любящую дочь, — и даже старую служанку свою (она ударила себѣ въ грудь обѣими руками), — даже и меня, и дать мнѣ взглянуть на ея милое личико. Бѣги, Бенъ, бѣги! — И она все тѣснила его къ дверямъ и мистеръ Уарденъ все заслонялъ ему дорогу, протянувши руку, не съ сердитымъ, но съ печальнымъ видомъ.

— Или, можетъ быть, сказала Клеменси, бросаясь мимо мужа и задѣвши за Уардена: — можетъ быть, она здѣсь, съ вами. Я это вижу по васъ. Дайте на все взглянуть, сэръ. Я ходила за ней, когда она была еще ребенкомъ, на моихъ глазахъ она выросла и сдѣлалась первою красавицей во всемъ околодкѣ. Я знала ее, когда она была невѣстой мистера Альфреда. Я старалась предостеречь ее, когда вы манили ее съ собою. Я знаю, что былъ старый домъ ея, когда она была его душою, и какъ измѣнился онъ, когда она бѣжала. Дайте мнѣ поговорить съ ней!

Онъ смотрѣлъ на нее съ состраданіемъ и не безъ удивленія, но ни однимъ жестомъ не изъявлялъ своего согласія.

— Я думаю, продолжала Клеменси:- она не можетъ знать, какъ чистосердечно они ее простили, какъ они ее любятъ, что за радость была бы для нихъ увидѣть ее еще разъ! Она, можетъ быть, боится притти къ нимъ въ домъ. Можетъ быть, увидѣвши меня, она будетъ смѣлѣе. Скажите только правду, мистеръ Уарденъ: съ вами она?

— Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, качая головою. Этотъ отвѣтъ, всѣ его пріемы, чорное платье, это быстрое возвращеніе, при объявленномъ намѣреніи продолжить пребываніе на границей, — объяснили все: Мери не было въ живыхъ.

Онъ не отрицалъ этого; да, ее уже не было! Клеменси упала на стулъ, прилегла лицомъ къ столу и зарыдала.

Въ эту минуту вбѣжалъ въ комнату, едва переводя духъ, сѣдой, пожилой джентльменъ; онъ такъ запыхался, что по голосу едва можно было узнать въ немъ мистера Снитчея.

— Господи Боже мои, мистеръ Уарденъ! сказалъ адвокатъ, отводя его въ сторону: — какой вѣтеръ…. (онъ поневолѣ остановился и перевелъ духъ….) занесъ васъ сюда?

— Неблагопріятный, я думаю, отвѣчалъ онъ. — если бы вы слышали, что тутъ сейчасъ было! — какъ отъ меня требовали невозможнаго! — что за тревоги и печаль являются всюду со мною!

— Могу себѣ вообразить. Только на чѣмъ вы пришли сюда, сэръ? спросилъ Снитчей.

— Какъ! Почемъ я зналъ, кто содержитъ гоcтинницу? Пославши къ вамъ моего слугу, я вошелъ сюда, потому-что эта гостинница была для меня незнакома; меня естественно все, и старое и новое, занимаетъ на этой старой сценѣ моей жизни; и мнѣ хотѣлось переговоритъ съ вами внѣ города, прежде, нежели явиться туда. Мнѣ хотѣлось узнать, какъ тамъ меня примутъ. Я вижу по вашимъ пріемамъ, что вы можете мнѣ сказать это. Если бы не ваша проклятая осторожность, такъ я уже давно былъ бы обо всемъ извѣщенъ.

— Осторожность! повторилъ адвокатъ. — Я говорю за себя и Краггса, — покойнаго (мистеръ Снитчей посмотрѣлъ на ленту на своей шляпѣ и покачалъ годовою) — можете ли вы охуждать насъ, мистеръ Уарденъ? Мы съ вами условились никогда не касаться болѣе этого предмета, — и при томъ, такимъ степеннымъ людямъ, какъ мы (я тогда же записалъ ваши слова), нечего вмѣшиваться въ это дѣло. Осторожность! Когда мистеръ Краггсъ сошелъ въ могилу, твердо увѣренный….

— Я далъ торжественное обѣщаніе молчать, пока не возвращусь, когда бы это ни случилось, прервалъ его Уарденъ:- и я сдержалъ слово.

— Да, сэръ, и я повторяю, что и мы были обязаны молчать, возразилъ Снитчей. — Этого требовалъ долгъ нашъ въ отношеніи къ себѣ самимъ и къ нашимъ кліентамъ, въ числѣ ихъ и къ вамъ, молчаливому, какъ могила. Не намъ было распрашивать объ такомъ щекотливомъ предметѣ. Я кое-что подозрѣвалъ, сэръ, но нѣтъ еще и полугода, какъ я узналъ истину, и увѣрялся, что вы ее потеряли.

— А отъ кого вы это узнали? спросилъ кліентъ.

— Отъ самого доктора Джеддлера, сэръ, который, наконецъ, добровольно сообщилъ мнѣ это извѣстіе. Онъ, — и только онъ одинъ, — зналъ всю истину, уже нѣсколько лѣтъ.

— И вы ее знаете? сказалъ Уарденъ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рождественские повести

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература