Битва жизни

— Да, сэръ! Знаю даже, что завтра ввечеру разскажутъ все сестрѣ ея. Они обѣщали ей это. А между тѣмъ, не угодно ли вамъ почтить мои домъ вашимъ пребываніемъ Т Вѣдь дома васъ не ждутъ. Только, во избѣжаніе разныхъ затрудненій, въ случаѣ васъ узнаютъ, — хоть вы и очень перемѣнились, — я самъ, кажется, не узналъ бы васъ, мистеръ Уарденъ, — отобѣдаемъ лучше здѣсь, и пойдемъ ввечеру. Здѣсь очень хорошо можно пообѣдать, и на вашей землѣ, мимоходомъ замѣтить. Я и покойный Краггсъ обѣдывали тутъ иногда, и всегда оставались довольны. Мистеръ Краггсъ, сэръ, сказалъ Снитчей, зажмуривши глаза на минуту и опять ихъ открывши: — исключенъ изъ списка живыхъ слишкомъ рано.

— Боже сохрани, чтобы я не раздѣлялъ вашего прискорбія, сказалъ Уарденъ, поведши рукою по лбу: — но я теперь точно во снѣ. Не могу ничего разсудить ясно. Мистеръ Краггсъ, — да, - мнѣ очень жаль, что мы потеряли мистера Краггса.

Но говоря это, онъ смотрѣлъ на Клеменси и симпатизировалъ, казалось, съ утѣшавшимъ ея Бритномъ.

— Мистеръ Краггсъ, сэръ, замѣтилъ Снитчей: — вѣроятно нашелъ, что жить и сохранить жизнь не такъ легко, какъ выходило по его теоріи; иначе онъ былъ бы теперь среди насъ. Для меня это большая потеря. Онъ былъ моя правая рука, правая нога, правое ухо, правый глазъ. Безъ него я калѣка. Онъ завѣщалъ свою часть въ нашей Компаніи мистриссъ Краггсъ, подъ вѣдѣніемъ ея кураторовъ, опекуновъ и душеприкащиковъ. Фирма хранитъ его имя и до сихъ поръ. Я, какъ дитя, стараюсь иногда увѣрить себя, что онъ еще живъ. Замѣтьте, я говорю за себя и Краггса, — покойнаго, сэръ, — покойнаго, сказалъ чувствительный адвокатъ, развертывая носовой платокъ.

Мейкль Уарденъ, наблюдавшій все это время Клеменси, обратился къ Снитчею, когда тотъ замолчалъ, и шепнулъ ему что-то на ухо.

— А, бѣдняжка! сказалъ Снитчей, качая головою. — Да, она была очень предана Мери. Она была отъ нея просто безъ ума. Милая Мери! бѣдная Мери! — Утѣшьтесь, мистриссъ, — теперь вы замужемъ, какъ вамъ извѣстно, Клеменси.

Клеменси только вздохнула и покачала головой.

— Подождите до завтра, ласково сказалъ ей адвокатъ.

— Завтрашній день, не воскреситъ мертвыхъ, мистеръ, отвѣчала Клеменси, всхлипывая.

— Конечно, нѣтъ; иначе онъ воскресилъ бы мистера Краггса, продолжалъ адвокатъ. — Но онъ можетъ принести съ собою кое-что отрадное, можетъ принести утѣшеніе. Подождите до завтра!

И Клеменси согласилась съ книгъ, пожавши его руку. Бритнъ, котораго отчаяніе жены (это обстоятельство было для всего не легче петли) едва не уничтожило, одобрилъ это мнѣніе. Снитчей и Уарденъ вошли на верхъ и скоро завязали тамъ разговоръ, но такъ осторожно, что говора ихъ рѣшительно не было слышно въ кухнѣ за стукомъ блюдъ и тарелокъ, шипѣніемъ сковороды, ворчаніемъ кострюль, монотоннымъ вальсомъ вертѣла — къ ужаснымъ взвизгиваніемъ при каждомъ оборотѣ, - и за другими приготовленіями къ ихъ обѣду.

Слѣдующій день былъ ясенъ и тихъ; нигдѣ осень не пестрѣла такими очаровательными красками, какъ въ саду доктора. Снѣгъ многихъ зимъ стаялъ съ этой почвы и прошумѣли листья многихъ лѣтъ, съ тѣхъ поръ, какъ бѣжала Мери. Опять зазеленѣли надъ дверьми каприфоліи, деревья бросали на траву мягкую дрожащую тѣнь, ландшафтъ былъ спокоенъ и свѣтелъ по прежнему. Но гдѣ же была она?

Не здѣсь, не здѣсь. Странно было бы видѣть ее теперь въ этомъ старомъ домѣ, какъ странно было, въ первое время, видѣть этотъ домъ безъ нея. Но въ домашнемъ уголку сидѣла женщина, сердце которой не разставалось съ Мери; Мери жида въ ея вѣрной памяти неизмѣнная, юная, полная надеждъ; ее никто не замѣнилъ въ этомъ сердцѣ; а оно принадлежало теперь матери: возлѣ вся играла малютка дочь, — и имя Мери дрожало на нѣжныхъ губахъ матери.

Отсутствующая Мери какъ будто жила во взорѣ Граціи, сидѣвшей съ мужемъ въ саду, въ день своей свадьбы, въ день рожденія его и Мери.

Онъ не сдѣлался великимъ человѣкомъ, не разбогатѣлъ, не забылъ друзей и лѣта юности, — онъ не оправдалъ ни одного изъ предсказаній доктора. Но терпѣливо посѣщая хижины бѣдныхъ, проводя ночи у изголовья больного, ежедневно творя добро и разсыпая ласки, эти цвѣты на глухой тропинкѣ жизни, которые не вянутъ подъ тяжелою ногою бѣдности, но встаютъ съ эластическою силою и украшаютъ путь ея, — онъ съ каждымъ годомъ все больше и больше убѣждался въ своемъ старомъ вѣрованіи. Образъ его жизни, тихій и уединенный, показалъ ему, что люди и теперь еще, какъ и старое время, бесѣдуютъ съ ангелами и, сами того не зная, — и что самые невзрачные, даже самые безобразные и покрытые рубищемъ, просвѣтляются, такъ сказать, горемъ и несчастіемъ и вѣнчаются ореоломъ бѣдствія.

Жизнь его была полезнѣе на измѣнившемся полѣ битвы, чѣмъ если бы онъ неутомимо бросился на болѣе блестящее поприще; и здѣсь онъ былъ счастливъ съ своею женою, Граціею.

А Мери? Неужели онъ забылъ ней?

Они разговаривали о ночи бѣгства.

— Время съ тѣхъ поръ летѣло, милая Грація, сказалъ онъ:- а кажется, какъ давно это было! Мы считаемъ время не годами, а событіями и перемѣнами внутри васъ.