Бюро расследования судеб

– Она достаточно взрослая, чтобы посмотреть правде в глаза. Доверьтесь ей. Новые поколения хотят обо всем знать.

– Да, но как раз она-то ни о чем не спрашивала.

– Разве она не забрасывала свою мать вопросами?

Это Ирен приходится признать.

– Вы упорная, у вас замечательные интуитивные озарения. Но ваш перфекционизм подталкивает вас к превышению миссии. У вас есть владелец предмета, и у вас есть его дочь. Чего же вам еще? Разыщите ее и отдайте ей Пьеро.

– Я не знаю, какое значение он имел для этого человека, – возражает Ирен.

– Вы не получите всех ответов. Примите это. Вы вернете дочери отца. Вам этого мало?

Ирен молчит, ей нечего возразить. Завершить вот так расследование для нее все равно что бросить Лазаря.

– Вам предстоит вернуть три тысячи предметов, а у вас только одна жизнь, – улыбается директриса. – Придется научиться отказываться. Хотите обговорить со мной еще какие-нибудь дилеммы?

Скрывая неудовлетворенность, она вспоминает исповедь Ильзе, присланную ее внуком, выбор Виты, медальон с Богородицей и карандашный набросок детского лица.

– А эту Виту вы нашли только по имени? – перебивает ее тронутая Шарлотта Руссо.

– Благодаря Хеннингу.

– Если ребенок на рисунке и есть сын этой заключенной, сколько ему сейчас лет?

– Семьдесят восемь. Если он еще жив.

– Как круто – то, что она совершила, – ее собеседница переходит на шепот. – Умереть вместе с этим сиротой. Напоминает историю педиатра из варшавского гетто, Януша Корчака. У него были связи в верхах, там ходатайствовали о его спасении. Он отказался бросить детей из своего приюта, его умертвили вместе с ними. Но у вашей польки ведь был сын, это должно было ее удержать… Может быть, он уже умер, и ей нечего было терять?

Ирен качает головой, она-то уверена, что Вите хотелось жить. Этот набросок был поводом, чтобы спасти свою шкуру. Еврейский ребенок заставил ее отказаться от своей цели. Она не смогла решиться и бросить его.

– Над сколькими предметами сейчас работает ваша группа? – спрашивает директриса.

– Над двадцатью.

Директриса довольна, это хорошее начало. Ей бы очень хотелось побыстрее вникать в работу, побольше открытости могло бы помочь в розысках. Почему бы не кинуть клич добровольцам, общественникам? Надо поискать хештег, легко отображающийся в социальных сетях.

– Спасибо, – завершает она разговор, – ваш небольшой отчет меня впечатлил.

– Вы позволите мне изучить досье Эвы Вольман в личных архивах? – спрашивает Ирен уже у выхода. – Тут совсем недавно одна молодая особа приехала из Буэнос-Айреса, чтобы разыскать ее. Она придет снова. Мне хотелось бы до этого собрать воедино максимум информации.

– Напомните мне, когда Эва Вольман пришла работать в ИТС?

– В сорок восьмом.

– Ах, ну да. Она же одна из наших исторических достопримечательностей – из бывших перемещенных лиц! – восклицает директриса с загоревшимся взглядом. – А я как раз сейчас интересуюсь первыми годами работы центра. Вы свободны ближе к вечеру? Можем вместе взглянуть на ее досье.

От каждой встречи с Шарлоттой Руссо у нее остается чувство, будто ее подключили к генератору электроэнергии. Но идея покончить со следом Лазаря огорчает Ирен. Разумеется, она может представить, почему он не хотел ребенка. Но ей неизвестно, что привело его в Фессалоники, кем он стал, после того как бросил Аллегру. Она надеется, что его дочь попросит ее продолжить расследование.

Янина Дабровская звонит ей после завтрака. У нее хорошие новости – в их картотеке она обнаружила след Виты Собеской. Муж Виты в 1945 году обратился в польский Красный Крест с просьбой разыскать ее. Ему ответили: погибла в Равенсбрюке. Одна из выживших из Люблина смогла это подтвердить.

Янина раскопала информацию о ее муже – Мареке Собеском. До войны он владел фермой под Люблином. В годы оккупации нацисты выгнали польских крестьян из их угодий, чтобы расселить там коренных немцев. Чтобы избежать депортации, тысячи поляков ушли в леса к партизанам. Марек вступил во Внутреннюю армию. Летом 1944-го Люблин стал первым освобожденным большим польским городом. Сразу же после этого власть захватили коммунисты. Для Сталина бойцы Армии Крайовой были только потенциальной добычей для отправки в Сибирь. Марек посидел в тюрьме, его обвиняли в сотрудничестве с немцами. Аргумент известный – Советы использовали его, чтобы очернять бойцов Сопротивления. Его только что освободили, когда Красный Крест оповестил его о кончине жены.

– Есть одна странность, – говорит Янина. – Через три недели после известий о ее смерти он снова женился.

Ирен думает о Вите. Недолго же он ее оплакивал. Прагматичный мужчина – или торопился перевернуть страницу пятилетних кошмаров?

– А ребенок? – спрашивает она.

Янина подтверждает: у них родился малыш, но в войну он исчез. Сестра Виты приступила к его поискам в 1949-м.

– По ее мнению, мальчика похитили эсэсовцы.

– В рамках программы германизации?

– Видимо, так. Но следствие не закончено. Ваш отдел по розыску детей кончил тем, что закрыл дело. Такое часто случалось с детьми, похищенными на оккупированных территориях.

– Думаете, в Германии его усыновили?