Бюст на родине героя

И еще одна черта здешних застолий: подает на стол непременно пышная деваха, разодетая словно для концерта фольклорного ансамбля в доме культуры. Такая деваха и на этот раз разгуливала вдоль нашего стола. Наполнив рюмку Рината Гамизовича водкой, она встала за моей спиной и умильным голоском спросила: «Вам водочки или коньячку?» Я выбрал из двух зол меньшее и согласился на коньяк. Аркаша последовал моему примеру, а хозяев деваха не спрашивала, — видимо, сама хорошо знала их вкусы.

Генерал предложил выпить за встречу. Мы чопорно чокнулись и принялись жевать. Застольная беседа вертелась вокруг погоды в Энске, Москве и Нью-Йорке, качества водки в этих трех городах — Петрович настаивал, что энская ничуть не хуже московской, после нее, энской, поутру голова совсем свежая, а в Америке такой вовсе нет, и тут он был прав, — а также вокруг овощей и мясных продуктов, произведенных в подшефном совхозе, — именно они украшали наш стол.

Ринат Гамизович ел мало и почти не пил — едва касался губами края рюмки. Я так не умею, но тоже старался контролировать себя и всякий раз немного оставлял на донышке. Министр внешней торговли вообще не прикасался к спиртному, он довольно занудно рассказал мне через стол о своей обострившейся язве и после первой обязательной рюмки, уклоняться от которой за генеральским столом, видимо, не было принято, в дальнейшем полоскал рот отвратительной минералкой. Зато Петрович и зам по сбыту лакали крепкое вовсю, и, что самое удивительное, от них не отставал Аркаша. Опрокидывая очередную рюмку, он встряхивал седенькой головкой и говорил «уф».

Вскоре Шик стал столь же говорлив, как в ресторане на Брайтон-Бич, сыпал анекдотами, соль которых понимали разве что я и внешторговец, рассказывал о кошерном столе в собственном бруклинском доме, но при этом спокойненько закусывал свининой из подшефного совхоза.

Хотя Ринат Гамизович ничем не выдавал своего раздражения, я кожей ощущал его неприязнь к Шику. Наконец генерал не выдержал, прервал Аркашу на полуслове и, жестом приказав фольклорной девахе наполнить рюмки, предложил тост за талантливого журналиста и прекрасного человека, который так много сделал для становления энской промышленности. Поскольку мы с Шиком числились здесь как бы игроками одной команды, это был сильнейший удар по его самолюбию, натуральный нокдаун. Однако Аркаша сумел быстро подняться с пола и сразу же после моего ответного тоста за хозяев произнес свой.

— Дорогой наш Ринат Гамизович, — начал Аркаша, поднявшись со своего места, — уважаемые господа, я и мой партнер, друг и близкий родственник, известный вам, дорогой Ринат Гамизович, по вашему визиту в Америку, Натан Семенович Казак, заброшенные судьбой из родного Энска на чужбину, давно мечтали об этом часе. Вспоминая о далекой родине, мы надеялись, что рано или поздно мы вернемся в любимый Энск, чтобы продолжить здесь дело всей нашей жизни, продолжить свой скромный труд на его благо и благо его жителей. И вот этот час настал. Мы собрались в этом гостеприимном доме, чтобы еще более укрепить зародившиеся в Америке наши дружеские отношения и подписать взаимовыгодный контракт. — Шик выдержал предписанную всеми учебниками красноречия паузу и эффектно завершил тост: — Так выпьем же, друзья мои, за кран, из которого льется, как говорится, черное золото, и трудовые руки, которые лежат на этом кране. Пусть этот кран всегда будет открыт для верных друзей, и пусть эти руки никогда не устанут принимать ответные дары верных друзей. От всей души пью за это, господа!

Аркаша выпил и твердо поставил пустую рюмку на стол. Он светился самодовольством: прекратив пустую застольную болтовню, перевел разговор на деловые рельсы, деликатно намекнул хозяевам, что внакладе они не останутся, а заодно, не обмолвившись в своем тосте обо мне, дал понять, что я здесь совсем ни при чем, можно сказать, лишний.

— А мне сдается, вы немного торопитесь, — спокойно произнес Валиев, опуская и ставя на стол уже поднесенную к губам рюмку. — Насколько я помню, никакого контракта еще нет, и мы его в деталях даже не обсуждали.

Внешнеэкономический язвенник сидел с кислым лицом и зажатым в руке стаканом с минералкой. Петрович и сбытовик ошалело глядели на своего генерала, не решаясь выпить. Считая Аркашин тост дезавуированным, я тоже опустил рюмашку.

— Как же так, Ринат Гамизович? Вы же с Натаном Семеновичем договаривались… — растерянно сказал Шик.

— С господином Казаком мы о многом договаривались и, в частности, о его приезде сюда, — неторопливо ответил Валиев, — а вот с вами… что-то не припомню.

Шик выглядел таким растерянным, что мне даже стало его жалко.

— Но он уполномочил меня подписать с вами… — наконец заговорил Аркаша.

— Я ничего не знаю о ваших полномочиях, — перебил его Валиев.

Мне, наблюдавшему все это со стороны, было очевидно, что Ринат Гамизович играет с неприятным ему по какой-то причине Шиком, как кот с мышью.

— Он может вам позвонить, — предложил Аркаша.

— Пусть позвонит, — согласился генеральный. — Тогда и будем окончательно решать. А пока, чего же вы, собственно, от меня хотите?