Бюст на родине героя

Тем временем разгрузка сырья началась. Двое в халатах работали привычно споро: один вытягивал тело за ноги из труповозки, другой подхватывал под руки; ухватив свою ношу поудобнее, они скрывались за дверью покойницкой, чтобы тотчас же вернуться за следующим. Они сделали уже пять ходок, тогда как другая пара — водитель и небритый — только возвращались к машине после первой ходки, причем явно не спешили. Их усилия увенчались успехом: когда они наконец дотащились до труповозки, ударная бригада выволокла из нее последнее тело. Брезгливо скинув рукавицы, водитель и небритый с облегчением закурили, как бы подтверждая истину недавних дней: в социалистическом соревновании нет побежденных.

Проводив глазами последнего покойника, я оглянулся на Стаса и Нелли. Стас слушал разглагольствования Гриши и что-то записывал в блокнот, а Нелли с отрешенным видом стояла чуть поодаль, и лицо у нее было белее сугробов у стены морга.

— Лады, — сказал Гриша, должно быть подытоживая свои переговоры со Стасом, — а теперь пошли ко мне. Сначала посмотрим технологию, ты ж, Станислав, производство будешь снимать, да? А потом у меня посидим, чайку попьем. Пошли! — Он полуобнял Нелли за талию и стал подталкивать ее к дверям, словно у нее отнимались ноги. Мне показалось, так оно и было.

— Ну как тебе Шуркин кадр, герой твоего репортажа? — вполголоса спросил я Стаса, когда вслед за Гришей и Нелли мы вошли в темный коридор, пропитанный удушливым тошнотворно-сладким запахом.

— Крайняя плоть от крайней плоти своего народа. Прост, как простатит, — пробасил Стас. — Сила нашего друга Александра в партийном искусстве подбора и расстановки кадров. Ты со мной согласен, Григорий?

— Ну, — согласился Гриша, проталкивая Нелли из коридора в большую комнату, ярко освещенную лампами дневного света. — Ну вот вам и наше производство.

Но толком познакомиться с производством мне не пришлось. Едва переступив порог, я увидел сброшенное в угол мучнистого цвета «сырье», успел заметить, что один из трупов уже лежит на нечистом, в ржавых пятнах, металлическом столе, а те двое в синих халатах и клеенчатых фартуках склонились над ним с большими кухонного вида ножами, и еще успел заметить полуприкрытый крышкой чан — то ли металлический гроб, то ли общепитовская посудная мойка, — в котором под маслянистой жидкостью лежало что-то неопрятное, грязно-серое. Ощущая накатывающую дурноту, я оглянулся — за что ухватиться, чтобы не упасть, — и увидел, как рядом со мной оседает на пол Нелли. Мы со Стасом подхватили ее, поволокли по коридору на улицу, на свежий морозный воздух и прислонили к стене, продолжая придерживать под руки.

Внезапно Нелли оттолкнула нас, повернулась к нам спиной и со стоном согнулась пополам. Ее рвало.

— Ну вот, теперь заблюет мне весь двор, — ворчал появившийся в дверях небритый в лыжной шапочке.

— Ну-ка быстро принеси воды, — приказал Стас.

— А ты кто? — огрызнулся небритый.

— Хрен в манто! — рыкнул Стас. — А ну бегом!

Неслыханный титул и командирский тон возымели действие — небритый скрылся за дверью и вскоре появился с граненым стаканом, до краев наполненным водой.

Когда Нелли наконец немного отпустило и она, тяжело дыша, уже без нашей помощи прислонилась к стене, ее лицо было зеленее монинской электрички — никогда не видал таких зеленых лиц.

— Мальчики, простите меня… я не могу… — слабым голосом сказала она, — я поеду домой… вы уж как-нибудь без меня… Ладно?

Мы усадили ее в машину, и телевизионная «волга» укатила. Стас вернулся в морг, а я, решив, что с меня довольно, остался на улице и предался довольно-таки банальным размышлениям.