– Конечно, – как о само собой разумеющемся ответил тот. – Жестоко, конечно, но зато рационально.
Ольга Павловна помолчала, обдумывая слова супруга, а затем, собравшись с мыслями, продолжила:
– И хотя на ферме оставляют только одного быка, но зато, как я уже отметила, самого племенного! – не сдавалась она.
Степан Петрович откровенно рассмеялся:
– А какой же смысл, спрашивается, держать какого-нибудь хилого производителя?! Ведь не зря же народная мудрость гласит, что от худого семени не жди доброго племени.
– Вот ты, Степа, тем самым и подтвердил мою, как ты выразился, теорию о наследственных признаках! – обрадованно воскликнула, чрезвычайно довольная его словами, Ольга Павловна.
Тот же скептически улыбнулся:
– Это просто еще раз подтверждает мою мысль о том, что качество приплода, если так можно выразиться, зависит от добротности обоих родителей. Ты же ведь не станешь отрицать, что бык-производитель осеменяет не каких-то там уродцев, а вполне развитых во всех отношениях коров с превосходной продуктивностью по надою молока? Во всяком случае, как мне представляется, у фермеров, заботящихся о своем хозяйстве, с головой в этом плане все должно быть в полном порядке.
Она же только смущенно улыбнулась, сраженная его неоспоримой логикой.
– К тому же, – продолжил Степан Петрович, – ведь не зря же сыновья монархов могли жениться лишь на дочерях коронованных особ. И именно поэтому Константин Павлович, брат императора Александра Первого, не имевшего наследников, после внезапной смерти того в Таганроге отрекся от престола в пользу своего младшего брата Николая, так как был женат на простой дворянке, в силу чего его дети не имели права престолонаследия. Что, кстати, и послужило формальным поводом для восстания декабристов в тысяча восемьсот двадцать пятом году.
Ольга Павловна теперь уже мило улыбнулась:
– Это твое доказательство, Степа, не имеет никакого отношения к наследственным признакам. Просто потомки монархов должны были воспитываться в условиях их будущего предначертания, которые могли обеспечить им лишь матери, с младенческих лет впитавшие в себя именно эти самые условия. Только и всего, как любишь говорить ты.
– Не все так просто, дорогая, – задумчиво сказал тот и вдруг улыбнулся: – То-то наша Ксюша, чем старше становится, тем все больше и больше становится похожей на тебя, красавицу.
– Ну, ты уж и скажешь, Степа! – зарделась та от похвалы мужа. – Тебя же ведь Господь тоже не обидел ни лицом, ни статью. Помню, как увидела тебя в первый раз на перроне железнодорожного вокзала во Владивостоке, так и все… – счастливо рассмеялась она.
Степан Петрович усмехнулся:
– В соответствии с твоей теорией наследственности, это заслуга не столько Господа, сколько моего родителя.
– С тобой невозможно не только спорить, но и говорить! – снова рассмеялась она. – Иногда и Ксюша как скажет что-нибудь эдакое, так не знаешь, что и ответить…
– Так и я о том же: одно другому не помеха. Ну, хорошо, Оля, пусть ученые разбираются с этим делом, – примирительно сказал Степан Петрович и улыбнулся: – Нельзя же, в конце концов, быть эгоистами и отнимать у них их хлеб насущный. Главное же для нас с тобой – это то, что Павлик – студент Сорбонны!
– Ты, как всегда, прав, Степа! – просияла та.
– А посему разбери мои пакеты и накрой стол до прихода Ксюши – пусть тоже порадуется…
– Это я мигом, можешь не беспокоиться! – засуетилась Ольга Павловна, еще раз благодарно глянув на супруга.
В коридоре раздались веселые детские голоса, смех и топот ног, а затем открылась дверь каюты.
– Ой, папа пришел! – радостно воскликнула Ксения, метнувшись к отцу.
И замерла, глянув на стол.
– Такую красоту я видела здесь, в Бизерте, лишь два раза: во флигеле дяди Андрея, который тот снимал в Бизерте, и на проводах Павлика во Францию! – призналась она, благодарно глянув на отца. – Это по какому же поводу такое изобилие, папа?
– По поводу поступления Павлика в Сорбонну! – торжественно произнес тот.
– Какое счастье! – просияв, воскликнула Ксения. – Вот здорово! – запрыгала она от радости. – Стало быть, не зря я молила об этом Всевышнего!
– Выходит, что не зря, Ксюша! – улыбнулся Степан Петрович при виде столь бурного проявления восторга у дочери. – А теперь прошу дам к столу! – улыбаясь, объявил он.
Когда отметили успех Павла, Степан Петрович достал из кармана мундира коробочку и молча положил ее на стол.
– Что это, папа? – у Ксении загорелись глаза.
– Посмотри сама, – разрешил тот.
Ксения тут же нетерпеливо открыла коробочку, и ее глаза радостно сверкнули:
– Вот это да!
Она вынула из коробочки прямоугольный, покрытый черной эмалью крест с белыми эмалевыми же полосками по краям. Наверху креста была нанесена белой эмалью дата 1920, внизу – 1922, а в середине – надпись: «Бизерта».
– Это знак, учрежденный Главнокомандующим генералом Врангелем в память пребывания Русской эскадры в Бизерте. Для тех же, кто находится в лагерях, вместо надписи «Бизерта» вписано наименование соответствующего лагеря, – пояснил Степан Петрович.