– Моя проблема в том, что мексиканская наркоторговля каждый год изымает из нашей экономики около тридцати одного миллиарда старых добрых американских долларов. Вот так: пуф! – Джемисон взмахнул руками, изображая взрыв, – и нету. А ведь с этих денег могли быть уплачены налоги, часть которых пошла бы во всякие идиотские спецфонды вроде того, что финансирует ваши глупости…
– Ну, с меня хватит, – сказал Дальтон, оттолкнувшись плечом от стены.
Джемисон резко развернул кресло к нему и сорвал с носа темные очки. Глаза его оказались холодны и практически бесцветны.
– Как это ты, сынок, ухитрился набраться мужества со мной заговорить? Мир наш, знаешь ли, тесен. Ты бросил уйму народу на погибель в огне. Среди погибших были мои друзья.
Дальтон разом замер, затих, лицо его застыло камнем, но Хартинг и сейчас сомневался, что бывший «котик» чувствует за собой хоть малую долю вины в той афганской оплошности. В некоторых отношениях это и делало его настолько полезным. Однако сие откровение означало, что перед ними – отставной разведчик, диверсант, а не дальновидный деловой человек. Теперь Хартингу сделалось окончательно ясно: понимать, что ему предлагают, Джемисон не собирается. Время потрачено попусту. Придется действовать через его голову, добиваться его смещения, если выйдет… а между тем, не получив заказа, хозяева отнюдь не обрадуются.
Джемисон вновь развернулся к Хартингу.
– Для решения моей проблемы требуется либо чтоб шестьсот пятьдесят с лишком тысяч американцев вдруг проявили намного больше сдержанности, чем проявляли до сих пор, либо чтоб кто-нибудь взял да изобрел средство от наркозависимости, либо чтоб всю наркоторговлю легализовали, упорядочили и обложили налогами.
Хартинг просто смотрел на него. Смотрел и молчал.
– Вот каковы они, сложные-то проблемы, – продолжал Джемисон. – И, видишь ли, считать всех мексиканцев суеверными простачками, которые запросто купятся на фальшивку, запрограммированную согласно понятиям какого-то самонадеянного умника из Лиги Плюща о мексиканцах, для меня – непозволительная роскошь. Потому что нам и нашим братьям да сестрам из прочих федеральных служб, здесь работающих, приходится иметь дело с реальностью, а не с предрассудками.
– Я вам гарантирую…
– Ни хрена ты не можешь мне гарантировать, потому что не знаешь, о чем говоришь.
– Но вашему начальству… – начал Хартинг. Прошедший через смущение и унижение, к этому времени он всерьез разозлился.
– Хватило ума предоставить принятие оперативных решений людям с мест. Ведь ты что сейчас сделал? Вывалил кучу красивых слов, а все для того, чтобы сказать, что собираешься превратить эту страну в цирк с пальбой, вроде того будапештского вздора. И как это поможет решению моей проблемы?
– Для понимания подобных вещей вам не хватает прозорливости и широты взгляда. Состоятельность нашей концепции экспериментально подтверждена. Это же будущее спецопераций!
– Это даже не будущее по части человекоубийства, потому что, кроме кучи трупов, ты на этот стол не положил ничего. И еще меня, надо думать, считаешь каким-нибудь луддитом, верно?
– Я этого не говорил! – прорычал Хартинг, хотя, вероятнее всего, согласиться они могли бы только на этом.
– Давай посмотрим, смогу ли я тебе хоть что-нибудь объяснить, – сказал Джемисон, кивнув на протез Хартинга. – Крутейшее устройство, а? Немалой заботы, наверное, требует?
Сей вопрос доктор счел риторическим и потому промолчал.
– Так вот, когда я был совсем зеленым, как этот вот недоумок, – Джемисон указал в сторону ощетинившегося Дальтона, – выпала мне кое-какая работа за морем…
Хартинг почувствовал, что с него довольно. Щеки пылали огнем.
– Благодарю вас, мистер Джемисон, – сказал он, поднимаясь с кресла, – но мы – люди занятые, и слушать ваши, не сомневаюсь, очаровательные народные сказочки о лихих подвигах нам, к сожалению, некогда.
Подхватив со стола папку, он сунул ее в портфель.
– Жопу в кресло опустил, живо! – прорычал Джемисон.
На этот раз от стены, потянувшись к оружию, оттолкнулись и Дальтон, и Тиббс. Но Джемисон, если и был при оружии, даже не шевельнулся. Хартинг понимал: сколько бы его визави ни пыжился, а жизнь и смерть шефа резидентуры целиком в его власти. Джемисон, несмотря на всю косность мышления, явно был человеком неглупым и тоже прекрасно это понимал, однако страха не проявил. Наоборот, вольготно откинулся на спинку кресла. Понимал Хартинг и другое: убийство Джемисона повлечет за собой немало сложностей, – и посему даже слегка встревожился, как бы шеф местной резидентуры не выкинул чего-либо глупого, вынуждая убить его. Нет. Пожалуй, лучше уж сделать, как велено.
Медленно опустившись в кресло, Хартинг стиснул электронной рукой край металлической столешницы.