Благие намерения

По всему выходило, что вместе у детей учиться не получится. Хотя школа и находилась прямо во дворе, но реальной возможности интегрировать Маргаритку в школьный процесс никто не видел, поэтому ей предстояло учиться на дому. Уже потом в частном порядке Елене удалось договориться с бывшими коллегами, что натаскивать девочку, по крайней мере, в младших классах, она будет сама, а тем останется только проверять уровень знаний. И этот вариант устроил всех. Оставалось как-то сообщить об этом детям, в радостном возбуждении ожидавшим начала новой взрослой жизни.

Узнав о том, что ему придется ходить в школу одному, Рома запротестовал, что было ему совсем не свойственно, и объявил забастовку, из которой его не могла вытащить даже Маргарита. Володя и Лена начали прикидывать, нельзя ли и его перевести на домашнее обучение, но в дело вмешался Леонид Васильевич и резко осадил их.

- Вы что, не понимаете, что он должен адаптироваться к жизни? На него вся наша надежда, и сейчас, когда их связь достаточно крепка, уже необходимо открывать перед ним определенные горизонты, не теряя при этом контроля, разумеется. Пусть приноравливается. Я сам с ним поговорю.

Рома относился к Леониду Васильевичу очень настороженно, но и его крепость пала перед непререкаемым авторитетом деда. О чем они говорили, никто не знал, только потом Рома признался Маргарите, что пойдет в школу, но обязательно будет все-все рассказывать ей.

Последнее лето на даче перед школой было тревожным и грустным. Детям казалось, что прошлая счастливая жизнь кончилась. Они постоянно уединялись, о чем-то шептались и замолкали, как только к ним приближались взрослые. Однажды Елену, вышедшую на крыльцо, чтобы позвать их, остановил Леонид Васильевич:

- Подожди, не зови... Посмотри на них... Лена, они – пара! - Голос его был каким-то чужим, хриплым и почему-то немного гортанным. – Кажется, я начинаю верить в Бога...

Лена ничего не ответила. Она поняла, что скажи она что-нибудь, и свекор заплачет.

В конце августа, уже вернувшись в Москву, Елена с Ромой отправились по магазинам. Быстро управившись с ботинками для Ромы, она стала выбирать туфельки для Маргаритки, прикладывая совершенно не стоптанную туфельку к новым, которые тоже не будут стоптаны, в которых она не будет бегать наперегонки с ветром, прыгать через скакалку, играть в резиночку или в классики.

Продавщица, царившая в этот день в отделе, была не в духе. К тому же ей не понравилось, что покупательница принесла с собой новые туфельки.

- Женщина, что вы там копаетесь?! Приводите ребенка и меряйте, как положено. А то много вас тут таких умных ходит, потом туфлей не досчитываешься.

- Да мне дочке подобрать.

- Приводите дочку и подбирайте. Потом будете ходить сто раз менять... Так вы берете или нет?

Пунцовая от обиды и злости Елена молча расплатилась за обувь, и только отойдя на безопасное расстояние от магазина, села на скамеечку и заплакала. Она плакала беззвучно, уронив лицо в ладони. А Рома стоял рядом и шептал: «Мамочка, пожалуйста, не плачь. Мамочка не плачь». Ему было больно за Маргаритку и слабую Елену, стыдно, что он ничего не сделал и никак не защитил их обеих. И еще он первый раз в жизни вслух назвал Елену мамой и не знал, что теперь будет.

- Ничего, Ромочка. Ничего. Я уже не плачу. Видишь? Все хорошо.

- Мам, теть Лен…

- Рома, давай у нас с тобой будет свой собственный секрет.

- И от Маргариты тоже?

- Нет, ей можно рассказать, но больше никому…

- Хорошо, а какой?

- Так вот. Я буду счастлива, если ты начнёшь называть меня мамой, но только не тогда, когда рядом дядя Володя или дедушка Леня.

Рома покорно кивнул головой и даже не спросил, почему нельзя называть её мамой при всех. Что-то внутри него сжалось в горестный комок, и на глаза навернулись слёзы. У него было чувство, что он, как дурак, попросил с чужого стола что-то неимоверно вкусное, то, что ели все вокруг, а ему сказали, что да, можно, но только когда все отвернутся. Больше Лену он никогда не называл мамой. А она подумала, что просто мальчик уже привык к обращению «тётя Лена». Да так оно было и лучше.

2.

За день до первого сентября, когда уже были куплены букеты потрясающих гладиолусов, Елена стала невольным свидетелем важного детского разговора: дети решали, кто из родителей будет провожать Рому, а кто останется с Маргариткой:

- Поэтому будет правильно, если ты пойдешь с мамой, а я останусь с папой.

- Почему?

- Ну, какой ты непонятливый. У вас будет мальчик с девочкой, и у нас. Честно?

- Вроде бы.

- Я точно знаю, что честно. Так что надо маме сказать, что мы уже все решили, чтобы она не переживала.