Благие намерения. Мой убийца

– Макферсон, Макферсон… – Вернон повторил несколько раз, чтобы запомнить фамилию. – Ясно, что он не имеет отношения к делу, но Блэйтону придется рассматривать даже тень возможности, потому что нужно изучить все подозрительные промежутки времени. Вскроется, что Каргейт был жуликом и изготавливал поддельные марки, – наверняка Блэйтон предъявит недоделанные марки Вест-Индии, которые обнаружил Фенби, а еще аппарат и чернила для добавления и удаления надпечаток и штампов. Если нам повезет, Блэйтон зароется в технических подробностях и наскучит всем и каждому. Возможно, обвинение даже намекнет, что, поскольку Каргейт был откровенным негодяем, его смерть – достойная кара… Это, конечно, настроит присяжных в нашу пользу, но к делу, увы, не относится. Так о чем я?

– Вы говорили о Макферсоне.

– Верно. Есть ли серьезные причины полагать, что он ни при чем?

– Макферсон смог доказать, что утром 12-го находился не ближе к Скотни-Энд-холлу, чем Ларкингфилд. Следовательно, пузырек утром не трогал. Кроме того, по его же словам, очевидно подкрепленным делами, он продолжал продавать марки Каргейту и покупать у него, – Макферсон не подозревал Каргейта до того самого вечера; но и тогда, как он сказал, только появились сомнения. Собственно, он приехал, чтобы ответить на обвинения Каргейта, и у него есть письмо, где претензии перечислены.

– Возможно, Макферсон сердился.

– Возможно, однако настроен он был, как заявил Рейкс, вполне дружелюбно, когда приехал, а в машине многословно говорил мисс Нокс Форстер, какой хороший клиент Каргейт.

– Блефовал?

– Не исключено, но он никак не мог рассчитывать, что найдет доступный яд и необычный способ его применить. Не каждый вообще сообразит. А у него было всего минуты три – понять, что к чему, придумать, как это сделать, размолоть кристаллы – на месте найдя что-то подходящее – и тщательно смешать с табаком. Причем в любую секунду мог вернуться Каргейт, а Каргейт, хотя настоящая ссора еще не началась и обвинения в воровстве еще не прозвучали, подразумевал, что с марками, которые продал ему Макферсон, что-то не в порядке. Макферсон знал, что Каргейт очень подозрителен, и вряд ли стал бы рисковать. Например, если бы Каргейт вернулся в момент, когда Макферсон толок кристаллы, объясниться было бы затруднительно. Да и вряд ли бы ему хватило времени. Даже если бы он рискнул, то действовал бы в такой спешке, что наверняка оставил бы кучу следов. А насколько я знаю, следов не осталось.

– Каких, например?

– Взять хотя бы пузырек. Вы помните, садовник заявил, что в пять часов пузырек находился точно на том же месте, что и в двенадцать.

– Откуда такая уверенность?

– Не знаю откуда, однако заявил, что уверен.

Вернон сделал пометку.

– Мы можем заставить его сомневаться – или, по крайней мере, убедим присяжных, что садовник клянется в том, что не под силу ни одному человеку.

– Согласен, но все равно, хорошего мало. К несчастью, есть свидетельства, пусть и мелкие, показывающие против нашего клиента. Вместе они складываются в неприглядную картину.

– Верно, и нам предстоит с ними разобраться. Но сначала давайте разберемся еще с одной возможностью. Йокельтон. Такие вполне могут совершить убийство из лучших побуждений.

– Думаю, у него было бы больше охоты пойти на убийство, – рассмеялся Оливер, – если бы Каргейт не обвинил его в краже изумруда. А так люди могут подумать, что он совершил преступление, руководствуясь корыстными интересами. Если Йокельтон был готов убить кого-то из благих намерений – и понести наказание, – то больше всего его страшила бы малейшая возможность неверного истолкования мотивов. Кроме того, насколько я слышал о нем, совершив такое, он сознался бы при первой возможности.

– Интересно, – промолвил Вернон. – Когда доходит до дела, люди не так охотно признаются в совершенных преступлениях, как можно подумать, – даже люди типа Йокельтона, чьи совесть и чувство долга делают их и солью земли, и чистым недоразумением… Нет, если только не предложите что-то определенное, я воздержусь лить бессовестную клевету на голову мистера Йокельтона.

Оливер ответил не сразу. Ему нравилось работать с Верноном, который с полным правом мог отнести к себе слова, только что сказанные про Йокельтона. Ведь, без сомнения, никто другой не отдавался столь безоглядно и добросовестно делам клиентов, как невысокий, задиристый, упертый, но обаятельный человек, который теперь ждал от помощника ответа на вопрос, в котором оба не видели смысла. Более того, Оливеру было совершенно ясно, что ответ нужно придумать хороший.

– Думаю, – начал он, – что Йокельтона следует исключить – по тем же причинам, что и Макферсона. Как Макферсон смог доказать, что его не было в Скотни-Энде в то утро, так и Йокельтон описал весь свой день после того, как ушел от Каргейта. Так что, как и в случае с Макферсоном, придется допустить, что он все сообразил, разработал план и воплотил его за то время, пока Каргейт ходил за приходским журналом.

– В котором викарий уже бросил камешек в Каргейта?