Благодарность ведет в райский сад: венок поэм

В родном селе

Куда мы едем ночью на подводе?
От взгляда солнца волчьего укрыто
Шершавою рукою материнской
Татьянино бессонное лицо.
О, Господи!
Уже тогда – Татьяна,
Тогда уж с полным именем носилась,
Как с расписной, набитой чудом торбой,
Дни обживая, словно погремушки.
Но, чтобы косы выдались на славу,
Чтоб змеями любовными взвивались
Над будущими радостями жизни,
Была Татьяна долго стригунком,
Шершавою рукою материнской
И ножницами стрижена «под ноль»…
О, жеребёнок, мчащий за телегой,
Ты всё ещё летишь дорогой к дому
По чистой тверди памяти Татьяны!

Забыла столь всего – дорогу помню
Сквозь многолетье лунное, степное,
Лесное, огородное, речное,
Туда, где мне и пять, и семь, и десять
Всё исполнялось лет,
            всё исполнялось,
Туда, где всё встречали и встречали…

Меня вносили в старенькую хату,
Закутывали в сонные одежды
И спать велели под приглядом света,
Незыблемо парящего в лампаде
Пред ликом строго-доброго святого
Там, в глубине,
            в старинном возвышенье…
Шершавей, тяжелее материнских
Всегда бывали бабушкины руки,
Что в сон меня тихонько опускали…
Когда же утро – петухи с подзоров
Кричали, замиряясь с петухами
Зари, а те – с дворовыми, живыми,
А над столом струился пар молочный
Из голубой, а может, красной кринки.
Такой всегда была дорога к дому.
Она в душе на донышке осталась,
Горчит домашним сладким молоком…

Житне-горы

Иду к мосткам – узлом тугая скатерть, –
Чтоб колотить бельё, шагая вброд,
Пока мой дед не остановит:
– Хватит! –
И речку у меня не отберёт.

В нём вымах стати, удали, простора,
И, напролом идя через дворы,
Он сам похож на Житне-Горы,
Такой он с незапамятной поры.

И я, в себе его почуяв силу
И крови буйный и крутой замес,
Во всё, как он, напористо входила,
Глаза в глаза – всему наперерез.

Когда мой дед, такой могутно-древний,
Из-под широкой поглядит руки,
Я знаю, на краю родной деревни
Под этим взглядом крякнут мужики.