Фиксатор замка выскальзывал из влажных пальцев, и Маша сломала размягченный водой ноготь, пока пыталась с ним совладать. Глянув на него мельком, цокнула, недовольно качнув головой, откинула назад влажные волосы и оглядела ванную в поисках предмета, должного помочь освободиться из нелепого заточения. Она уставилась на неплотно прикрытый шкафчик, притулившийся между корытом ванны и душевой кабиной. Не закрытые до щелчка магнита дверцы бесили ее едва ли не больше скомканных грязных Сашкиных трусов наверху груды шмоток в корзине для белья. Сейчас в хромированной корзине ничего такого не было – так, пара простыней да наволочек, - зато за приоткрытой дверцей шкафчика нагло розовели тюбики увлажняющего крема, вызывающе поблескивал жиллеттовский станок и хамски топорщился щетиной помазок. Где-то на задворках погружающегося в туман злобы сознания Маша понимала, что эти в общем-то невинные предметы – не совсем то же, что те же треклятые трусы с желтыми разводами, да ведь и она порой выкладывает свои прокладки чуть не на обеденный стол, а колготки бросает куда ни попадя. Ну, во-первых, она-то здесь хозяйка, а во-вторых… ну, скажите, прячут ли стыдливо свои причиндалы подружки, прожившие несколько лет в одной общежитской комнате?
Маша присела на краешек ванны. В дверь поскребся Шурик, и она, привстав, потянулась к двери и, с некоторой оторопью, открыла неожиданно легко. Недоверчиво посмотрела на замок, потом перевела взгляд на Сашку.
— Там кофе давно остыл, — сказал он, глядя на неё сквозь стекла очков виновато. — Новый сварить?
— Зачем? – спросила она едва слышно и вдруг, вместе с ощущением, что злость на Сашку схлынула, осознала, как же сегодня безмерно устала. Следовало бы хорошенько выспаться, да вряд ли это удастся, учитывая, что вставать-то спозаранку придется. Придется парочку тех оранжевых заглотить, чтоб не уснуть за рулем. Ах, да, еще машина…
Она прошла мимо Шурика, задев его плечом и не сочтя нужным извиниться. Рухнула в кресло, протянула руку к трубке телефона, лежавшей под долькой банановой кожуры. Послюнила палец и оттерла липкие пятна, потом набрала номер, зажала трубку между плечом и ухом и, закурив, приготовилась внимать маминой нудьге. Шурик поставил перед ней большую кружку, придвинул пепельницу и распечатал новую пачку сигарет. Знал, что понадобятся. И скрылся с глаз, когда Маша нетерпеливым жестом дала понять, что это необходимо.
— Ал-л-ло? — старался перекричать отчим шум веселья. — Да сделайте вы там потише – доча звонит.
— Па, это я, — зачем-то сказала она, с неохотой произнесши это
— Машунь, у нас тут гости – компаньон с шоблой…
— Да я по-быстрому. Машина нужна на завтра.
— Да без проблем. Во сколько? А чё – шофером побуду. Поболтаем заодно. Или ваш с Ларкой конфликт и меня затронул?
— Да не говори ты глупостей. И – да, пап, ты не понял. Я сама поведу. А то нашу всё никак не покрасят – что-то там с камерой у них, а на левый сервис не хочется.
— До сих пор? — спросил Кирюша раздумчиво, и Маша предприняла попытку отвратить беду от сервисменов:
— Па, да на пару дней только задержат.
— Да ну?
— Так дашь?
— Сказал же, — по голосу чувствовалось, обиделся. — Во сколько?
— Ну, не знаю. Может, сейчас?
— На ночь глядя. Ты ж сказала, завтра.
— Да мне еще затемно выехать надо.
— На море? И чё отказалась с нами в Испанию?
— Нет, просто в Таганрог надо смотаться. Там Сашкин брат служит. В санчасти лежит, узнать хотела, может в Ростов в госпиталь перевести надо. Сашка же сам не почешется.
— Это да. И чего ты его держишь? Ладно, это твои дела. Я сам уже поддал не хило, так что бойца какого пришлю, из своих некромонгеров. Маш, и ты заедь как-нибудь – мать извелась совсем. Прости ты ее, дуру.
— Ладно, заскочу как-нибудь.
И нажала на кнопку отбоя, не дожидаясь, пока мать перехватит у отчима трубку.
6
— Куда это мы собрались? – спросил Шурик, присев на краешек кресла и сложив руки на бедра сведенных в коленях ног, как усталая пенсионерка.
— Куда надо, — отозвалась Маша резко, и выпустила в его сторону струйку дыма. И испытала потребность швырнуть пепельницу в эту рожу. Он просто не успеет увернуться.
— Тебе виднее, — он пожал плечами и встал, потягиваясь и зевая, демонстративно изображая полное безразличие к тому, будет ли продолжен разговор.
Слизняк, подумала Маша, сверля его спину взглядом. Он стал тыкать в пульт, перескакивая с канала на канал и не задерживаясь ни на одном дольше, чем на пару секунд. Он знал, как её это раздражает, но продолжал измываться. Не выдержав насилия над собственной психикой, взлетела с кресла и, сжимая в руке пепельницу – на ковролин посыпались окурки, - устремилась в кухню, пока дело не кончилось смертоубийством этого куска дерьма у телека.