Благодать (СИ)

Поелозив на сиденье, Маша сняла кофточку, швырнула назад. «Расправь», — сказала Сашке, поворачивая ключ. Она развернула машину, и тачка, покачиваясь на колдобинах, медленно двинулась к воротам заброшенного предприятия.

Сторож, седой мужик со свернутым в нетрезвой юности носом, отсалютовал, взбодренный бутылкой водки и парой тысячерублевок. Покачиваясь, он спустился по железным ступенькам сторожки, возвышавшейся над двором, как мостик авианосца – над палубой; и нажал на красную кнопку под самодельным резиновым козырьком. Мотор загудел, ворота поехали в сторону, скрипя металлическими колесами по направляющей двутавровой балке. Машина выскользнула на улицу, и сторож, отсалютовав повторно, закрыл въезд на вверенную ему территорию.

Занятый манипулированием собственными конечностями, сторож не заметил темного тумана, струящегося по-над низом ворот бокса, покинутого парочкой на шикарной тачке. Мгла сгущалась, становилась похожей на жирный дизельный выхлоп допотопного движка. Ее распространение прекратилось метрах в пяти от ворот, уже почти скрытых клубящимся мраком. Потом тьма начала втягиваться в щели, так, словно внутри включили мощную промышленную вентиляционную установку. Оставался только розовый провод удлинителя – девка из машины попросила зачем-то подключить, и, видимо, решила, что раз уж сторож получил свой приз, то сам в силах будет удлинитель смотать. Да ему и не в тягость было. Вот только еще полстаканчика пропустит. А что – начальству дела нет, пьян он на работе или нет – на такую зарплату сторожа пенсионера – и то поискать.

Розовый кабель сгорел в пару секунд, и полыхнувшая в розетке вспышка подпалила вилку удлинителя. Расплавленный пластик закапал на застеленный резаной-перерезанной линялой клеенкой стол, образуя чадящую лужицу с пляшущими язычками коптящего пламени. Огонек окреп и стал пожирать клеенку и облупившийся лак столешницы под нею. Смрад мог удушить кого угодно, тем более – упавшего на топчанчик поддатого сторожа. Что и сделал. А потом тело бедняги кремировал разбушевавшийся огонь.

— Смотри-ка, «Плаза», что ли, горит, — сказала Маша, кивнув в окно, когда они остановились на светофоре.

— Да не, где-то рядом, — сомневался Шурик.

— Потушат. Наверное.

Девушка обернулась назад – Вадька казался трупом. Этого мне еще не хватало.

Она утопила педаль газа.

6

Алёнушка потерла даже летом зябнущие ладошки одна о другую. Она положила в задрапированный коврами холодильник яблоки, и захлопнула его уже пару минут назад, а руки всё мерзнут, будто кремом с ментолом намазаны. Она слышала, такой существует, и сейчас даже радовалась, что он ей без надобности – она и без того едва не половину дохода тратила на косметику. Не имея её в изобилии раньше, теперь стремилась наверстать упущенное и перепробовать всё, и иногда доходило даже до того, что с изумлением обнаруживала, что наносит новый макияж поверх старого. Впрочем, казусы навроде этого происходили нечасто, да и то по вине Бенедикта: живя с придурком, знаете ли, сама понемногу дуреешь. Иногда она с радостью соглашалась с Бенедиктом, нудившим, что усердие, с которым она наводит марафет на лице, природный цвет и фактуру какового он уж и не помнит, куда более продуктивно, чем жалкие потуги, направленные на стирку, приготовление еды да и просто - ну да, чего уж там, было, - купание.

Она подошла к зеркалу и сбросила с него расписанное дикарскими пиктограммами покрывало. Она проторчала в ванной всю ночь, изображая на лице нечто, и теперь хотела посмотреть на результат в большом отражении. На лице яркой бабочкой сидел макияж «махаон», сотворенный по рекомендациям визажиста из отрывного календаря. Казалось, глаза – сейчас, благодаря линзам, бирюзовые, - блестели на крыльях бабочки драгоценными каменьями. Да, сегодня она в ударе, и пусть Беня морщит нос и вздыхает, глядя на оставшиеся необорванными листки. И пусть она не спала всю ночь, нанося на лицо краски и переваривая разговор с Машей, и гадая, выполнит ли та поручение – результат того стоил. Аленушка хихикнула и надула щеки – бабочка словно расправила крылья. Втянула – крылья приопустились. Здорово. Ну, надо собираться. Она провела пальцем под нижней губой, убирая неровность помады.

Подошла к двери кладовки:

— Ну, чего ты там телишься? Настроил?

Тишина была ей ответом, пришло в голову из зачитанной книжки.

Алёнушка, Алёна Павловна, с настороженностью относилась к любой технике сложнее подольской швейной машины с ножным приводом, а ящик, который она просила настроить Беньку, так и кричал о наличии в себе высокотехнологичных потрохов, как бы ни отрицал этого сам Бенедикт, утверждавший, что внутри ничего такого нет, а рычажки да переключатели – так, для отвода глаз. Ага, как же, так она ему и поверила. Стали бы вояки так изощряться…

— А чем я, по-твоему, занимаюсь? — донеслось из кладовки приглушенно.

— Спишь, небось, — сказала она.

— Давай быстрее. Мне к Машке надо. Ну, ещё раз напомнить…

— Отстань от девчонки. И так натворила дел. Да и телефон на что?

— Не твоё собачье дело.