Благодать (СИ)

Тень мелькнула меж гниющих стволов, тень животного – человек просто не способен продираться через такие завалы. Режиссеры не представляют себе, что такое настоящие дебри, и в поисках колоритных кадров вводят доверчивых зрителей в заблуждение картинками пронизанного солнечными лучиками леса, вдоль и поперек исчерканного кривыми тропками. Иван оглянулся на машину. Стало неуютно и знобко. Он вслушался в звуки леса. Шум и шум, однородно монотонно гнетущий. Вычленить пение какой-нибудь пичуги или шорох осыпающейся хвои парень не мог. Он вытащил свою газовую «пукалку», пожалев, что не взял в дорогу карабин. Уж как-нибудь с ментами, случись попасть под взор бдительного ока, договорился бы.

Опять шевеление, теперь в кошмарных кустах, напоминавших растопыренные узловатые пальцы. Мягкое потрескивание, шуршащая дробь, будто орешки сыплются на мелкую гальку. Он с трудом заставил себя сдвинуться с места, и с оторопью обнаружил, что ноги сами его несут, но не к джипу, а к покинутому автобусу. Шорохи за спиной раздавались все отчетливей, будто некто отбросил в сторону нелепую конспирацию и прет напролом сквозь смердящие прелью темные завалы. Иван в два прыжка оказался у автобуса, и влетел в салон, оттолкнувшись от нижней ступеньки, как от гимнастического мостика. Словно в маршрутку за мгновение до захлопывания дверцы влетел. Иван рванул к водительскому сиденью, рухнув животом на покрытый накидкой из кожзама кожух моторного отсека и ударяя рукояткой пистолета по всем подряд кнопкам и тумблерам.

Естественно, двери не закрылись. Иван повернулся к ним, привстал и сел на кожухе, свесив ноги на сиденье поперек салона. Никакого преследователя за дверями не наблюдалось. Оглядев салон, испытал разочарование: он-то ожидал увидеть ворох брошенных как попало шмоток, недокуренные, но все еще тлеющие сигареты, ну, всякую бермудическую хрень. А автобус покидали явно без паники. Сиденья, кроме того, на котором сейчас располагались ноги Ивана, были закреплены вдоль бортов, а посредине, между ними, блестели металлические желобки – направляющие, через весь салон, до самой двери в хвосте. Ивану это показалось в некотором роде знаменательным: Маша отправилась в дорогу в катафалке. Под ложечкой неприятно засосало.

Он перебрался на место водителя, и плюхнулся в продавленное сиденье почти с удовольствием. И выглянул в отодвинутое окошко, свесив голову вниз, как бы для того, чтоб увериться, что колесо не спустило.

Вид тряпок, первоначальный - белый или светло серый - цвет которых можно было определить по мелким пятнам, заставил его вскрикнуть. Сердце подпрыгнуло и застучало в рваном ритме, отдаваясь болезненными пульсациями в висках и колышущейся рябью в глазах. Желудок выплеснул жижу, обжегшую гортань и потоком хлынувшую через разверстый в немом крике рот. Спазмы словно вспороли живот, и Иван скорчился за здоровенным рулем, подобрав ноги под сиденье и, отшвырнув пистолет, обхватил голову руками. Что такое? Крови не видел? Или Валечка подмешала в пивас еще и перетрусин какой?

Стук в окно, быстрая дробь нетерпеливых пальцев.

Снова стук, уже по крыше.

Оторвав руки от лица, Иван вскинул голову к открытому люку в крыше и задержал дыхание. Что? Что это было? Ты чего так перетрухнул-то? Не Маша же там, под теми тряпками. Кто б там не прятался, мы…

Легкий, суетливый шорох, вроде возни крысы в мусорном контейнере. Ветки, чертовы ветки. Перед глазами поплыли круги, сквозь которые просвечивали перемещающиеся тени длинных, странных конечностей.

Тут же, в салоне, в кузове то есть, как в бочке, - дошло до него, - резонирует. Не удержавшись, он вновь выглянул в окно и уставился на тряпье, бурое, изорванное, и оверложный шов напомнил ему что-то.

— В мои проблемные дни я всегда пользуюсь маечками производственного объединения «Ёлкинский трикотажник», - пискляво произнес он. Новыми спазмами тошнота дала знать, что торопится. Он попытался отвлечься, подумать о приятном. Легко воображаемое и совершенно невыполнимое желание, решил он после нескольких попыток. Представляемые перед внутренним взором образы завораживающе жутким образом трансформировались в это поганое окровавленное тряпье, похожее на майку.