Благодать (СИ)

По дороге к Валюшкиному дому ему попалось столько пьяных и стремящихся к тому мужиков и даже дам, что Иван решил – не иначе, праздник какой-то местный, вот народ и забавляется, посему не особо удивился, не застав Пашу дома, хоть автобус и стоял у ворот. Паша, должно быть, припарковал драндулет да и пошел, полный гордости добытчик денюжек, пропивать свои законные проценты от семейной прибыли. Отойдя от калитки, звонок у которой давил несколько минут, Иван приблизился к автобусу, провел по борту пальцем – за пальцем протянулся волнистый след. Автобус был покрыт белесой пылью. Иван полагал, что по приезде с жуткой – слова Валюшки – дороги машина была бы скорее по самую крышу грязью заляпана. Он обошел автобус – колеса правого борта отсутствовали, и стоял «ПАЗик» на деревянных толстых чурбаках. Причем, видимо, давно – пылью, вон, покрылся, и чурбаки здорово вдавились в землю, а вкруг одного даже щетинилась травка. Должно быть, денег на резину нет. Вот и приходится, - услужливо подсказал внутренний голос, - подрабатывать хозяину на другом рыдване.

Иван просиял: дедукция, блин.

Он летел по раздолбанным улицам, все увеличивая скорость. Он представлял сильно удивленное лицо Паши. Он торопился встретить его если не в лесу, то хотя бы на городской окраине, хоть и не представлял, как она должна выглядеть – по его личным ощущениям, весь этот Елкин походил на окраину цивилизации. Центр городка представлял собой сильно разросшуюся станицу, и логичным было предположить, что елкинскими окраинами окажутся бескрайние огороды с кой-где копошащимися земледельцами, увлеченными прополкой делянок настолько, что и внимания не обратят на пылящий по дороге джип.

Он не мог себе объяснить причин, по каким воспылал вдруг к неведомому Паше ненавистью. Может, заводила мысль, что раз уж поездка явно бессмысленна – ну что он может еще Машеньке сказать? – то хоть случай представляется косвенному виновнику того, что она временно от него, Ивана, скрылась, морду набить.

«Патрол» несся по проселку под семьдесят – воет, сука, на все сто двадцать, подумал Иван, - и с ходу рухнул, вляпался по самые пороги в здоровенную лужу, поверхность которой миг назад казалась вполне себе твердой из-за корки пыли, севшей на загустевшую зловонную воду и делавшей водоем практически неразличимым по колеру с дорогой. Джип выскочил из нее безо всяких повреждений, Иван же в кровь разбил губу о баранку, о нижнюю часть которой ещё и ребрами приложился так, что те хрустнули. Иван остановил машину, вышел, и оторопело уставился на две колеи, промятые в пыльной траве обочины колесами чего-то тяжелого. Следы аккуратно огибали лужу и возвращались на проселок.

На просторах кажущегося бескрайним огорода мелькнуло оранжево-коричневое лицо селянина под вылинявшей до белизны кепкой, и тут же исчезло, и наверняка не оторвалось бы от лицезрения грядок на больший промежуток времени, рухни в треклятую яму не машина, а самолет.

Иван выхватил взглядом выделяющееся желтоватым пятно на фоне темно-зеленого лесного массива, до которого оставалось с километр. Почему-то подумалось, что это сломавшийся автобус, хотя зрение, сопоставляя величину предмета с угадываемыми предметами – телеграфный столб с оборванными проводами, покосившаяся будка с полосатым шлагбаумом на съезде к огородам – говорило, что он слишком мал. Иван пожал плечами, облизнул, поморщившись, начавшую распухать губу, сел в машину и поехал дальше, внимательно вглядываясь в грунтовку, после происшествия казавшуюся столь же надежной, как апрельский лед.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЛАГОДАТЬ.

ВЕРУЮЩИМ – ПРОСЬБА, НЕ БЕСПОКОИТЬ.

ПРАВЛЕНИЕ

Он затормозил. Табличка была метра с полтора шириной, но казалась гораздо большей, чем даже идиотской. На другой стороне намалеванного, покрытого местами ржавчиной, указателя, ничего интересного, кроме потеков птичьего помета, не обнаружилось. Вставил в магнитолу диск с каким-то сборником – радио не принимало ничего, кроме шипения и хруста, - и продолжил путь. Джип въехал в лес, и сразу потемнело. С ветвей падали тяжелые капли, и растекались по лобовому стеклу густыми потеками. Время от времени он включал дворники, и они, казалось, прилипали к этим слезам леса. Дорога постепенно раскисала, и он активировал полный привод и включил фары.

Он просто ехал, не имея никакого плана дальнейших действий, ехал, поражаясь корявой, извращенной красоте обступившего дорогу леса и думал – ну, надеялся, - что непременно найдет, чем заняться, как только увидит Машу.

Огромные, разлапистые ветви цеплялись за дуги багажника на крыше и осыпали машину сучьями, прелой листвой, иголками, шишками, желудями да кусками черной травы, покрытыми клочьями мха. По бортам скребли, будто когтистыми пальцами, кусты, и устилали колею трухой вслед пробирающемуся вперед джипу.

Перекликались перепуганные, всполошенные, птицы, и их голоса искажались, заглушались гулким рокотом гниющих болот, с отвратительными утробными всхлипами изрыгивавшими газы разложения.