Благодетель и убийца

— Ты слушай дальше! Потом я пошла в деканат за личными делами некоторых из группы, а там человек двадцать столпилось, все что-то обсуждают, один другого перекрикивает. А главное, что я услышала, как кто-то так тихо-тихо сказал, и все сразу притаились…мол, подозрительных личностей уже сегодня начинают арестовывать, все больницы теперь под особым контролем — от центра до Подмосковья. На периферии уже готовят группы контроля. А потом одна из учебного управления говорит: «А вы не знаете, какие больницы там в числе первых? А то у меня муж работает в госпитале Бурденко…». Они давай друг друга снова перекрикивать, пока кто-то не упомянул про твою больницу и еще про некоторые — якобы им «свой человек» рассказал. Это уже под вечер было. А когда они меня увидели, так за дверь и выставили и еще выговором пригрозили за подслушивание.

Она уже немного успокоилась, перестала плакать и задышала ровно.

— И я очень испугалась за тебя, Лёва. Как подумала, что тебя могут арестовать, все внутри перевернулось. Я так из института и побежала, а по дороге кто-то сунул в руки газету, они на каждом шагу сейчас… Дорога, как назло, вышла продолжительной, я слишком растревожилась. А вокруг люди только об этом и говорят, но, знаешь, так исподтишка, чтобы рядом сидящий не слышал. Сейчас тебя увидела, и все это напряжение из меня теперь так и хлещет.

Вера снова заплакала и предпринимала безуспешные попытки остановить поток слез, вытирая лицо руками. Я ничего не ответил и молча притянул ее к себе на колени, обнимая, пока она не перестала дрожать. Я совсем не думал о том, что, возможно, это ей сейчас следовало так же утешать меня. Из головы не выходила мысль, что Вера, бросив все, проделала путь через весь город, чтобы убедиться в моей безопасности. Вся она, все ее нежное существо в обличии краснощекой растрепанной девушки в мокром пальто тронуло меня, и я сам едва не заплакал от чувства признательности и благодарности за эту трепетную заботу обо мне. Потом она посмотрела мне прямо в глаза и в следующую секунду поцеловала. Мы после еще долго сидели вот так, обнявшись, пытаясь успокоиться, и слышно было лишь наше быстрое сердцебиение и тиканье часов.

Не знаю, сколько прошло времени, но шаткое равновесие наконец вернулось к нам. Передо мной вновь сидела спокойная и рассудительная Вера, готовая не «бежать», а «бить».

— Что ты намерен делать?

— Я не знаю. Все это слишком ошарашило меня, теперь я в замешательстве. В любом случае, вариантов у меня немного. Затаюсь, насколько это возможно.

— Есть у меня мысль… что, если пригласить к тебе Долгорукого? Его министерству, конечно, внутренняя политика до лампочки, но все, кто там работает, давно уже обросли связями. Возможно, он знает что-то полезное.

— Думаешь, это удобно?

— Ты сейчас в том положении, когда заботиться надо в первую очередь о собственном удобстве. Я поговорю с Надей, согласовать вашу встречу не так уж и трудно.

— Я не буду отказываться от любой возможности поправить свое положение. Спасибо тебе.

— Можно мне заночевать сегодня здесь? После всего случившегося я просто не смогу оставить тебя.

— Конечно. Главное, чтобы за тебя не беспокоились.

— Этого не будет. Я оставила матери твой адрес — мало ли что. Надеюсь, ты не возражаешь. Разговор у нас все-таки состоялся, отделалась легким испугом.

Когда я вернулся из ванной, расслабленный, насколько это было возможно, Вера уже спала. На ночь я уговорил ее укрыться в ту же шерстяную кофту, что спасла нас от холода в первую встречу. Глядя на нее, я испытал тревогу, что однажды не смогу защитить ее, как бы мне ни хотелось. Я помялся немного, бросая взгляд на один ящик комода, где лежала мелкая канцелярия, потом на другой — там у задней стенки были спрятаны скромные сбережения. Но уже мгновение спустя любые дурные мысли было принято решение отмести в сторону. Я лег, обняв талию и мягкий живот Веры, и почти сразу провалился в сон, наполненный беспокойными образами.

Глава 4

— Лев Александрович, думаю, вы осознаете, что вызвал я вас не просто так?

— Вполне.

— Мне поступила коллективная жалоба на вас. Подписался тридцать один человек.

— Разрешите ознакомиться.

Жалобу составили грамотно, слог был мне знаком — очевидно, постаралась одна из медсестер. Мелким, мерзко ровным почерком с завитушками в буквах «а» и «о» меня обвиняли в халатности, некомпетентности, опасности для общества в связи с ненадлежащим лечением и прочей несуразице. Не забыли и сделать сноску на недавнее лечение партийного сотрудника, содержание которого следовало бы проверить. Фамилий было действительно много, и я с облегчением обнаружил, что Жора не подписался под этой околесицей.

— Вы понимаете, что это значит, товарищ Якубов. Поступил сигнал — я не могу не среагировать. Хоть у меня ранее не возникало притязаний относительно вашей работы… — Орлов помедлил, думая, как бы сформулировать то, что и так уже было понятно, — вы осознаете, что я не могу проверить чистоплотность каждого медицинского работника.

Я молчал, не сводя с него глаз.