Благородная империя

— Выпьем за отставку! — Фуркум поднял бокал. — Говорят, тилур Мурдикин взял и пропал без вести, прихватив с собой кучу денег, а управление корпорацией оставил сестренке и ее виртуальной тезке. Они — девушки умные, опытные и с характером, им эта работа вполне под силу. Что до беглого тилура, догадываюсь, что он собирается немного попутешествовать, отдохнуть… И это может затянуться. Пьем.

— За отставку, — печально улыбнулся Терну.

— Что ни говори, все было не зря, — пробормотал тикку, опустошив бокал, — правда? Мы оба выиграли, предатели наказаны, Империя спасена… Но ты так и не сказал, как поступишь с маской.

— Эта маска теперь символ эпохи, kerren. Вуркулур нужен Империи, — произнес шендор Шеркен, — а значит, он продолжит свою войну. Вот и все.

* * *

Жизнь в Рину Читари постепенно налаживалась. Терну долго, по несколько суток кряду, не появлялся дома, проводя все свое время в заботах о благополучии Империи; он не дал никому никаких заданий и только сказал наслаждаться покоем, предупредив, впрочем, что затишье мимолетно и скоро снова начнутся чудеса.

Часы и дни уносились в прошлое, а хромой старик и девушка развлекались беседами за чаем и просмотром новостей; седой слуга иногда поигрывал по ночам на скрипке. Мираи читала книги, твердо решив изучить все тонкости лангорской культуры, пыталась освоить рукоделие, хотя и без особого успеха — терпения у нее все же не хватало.

Чем кончилась история с Вуркулуром, она так и не узнала: Терну наотрез отказался посвящать ее в эти дела, сославшись на государственную тайну и нравственный долг. Мираи не настаивала: теперь, когда она навсегда осталась в усадьбе Шеркенов, пусть и как рабыня, судьба крысиной маски вдруг перестала ее интересовать; девушка старалась теперь смотреть не в прошлое, полное ужасов и преступлений, а в светлое, как она надеялась, будущее.

Так, в праздности и бытовых хлопотах, они провели две недели; Мираи каждый день ждала, когда же Терну вернется надолго и они смогут поговорить; этого ей хотелось больше всего, и возбуждал такое желание вовсе не хессен.

Сюжеты в новостях с каждым днем становились все увлекательнее, в центре внимания, конечно же, была новая война; дикторы то сообщали победные вести, едва сдерживая восторг, то скорбным голосом рассказывали о неудачах Орды в битве с сайитирскими варварами.

Выходя на улицу, Мираи стала замечать, как геройства на фронтах влияют на настроение имперских низов. Лангориты обсуждали войну, сидя в барах, они говорили о ней с незнакомцами в маглевах, с таксистами, с врачами; не было никакой возможности выйти на улицу и не услышать по пути все последние сводки. Девушке казалось уже, что щенки в школах, должно быть, тоже обсуждают войну.

Слова превращались в дела: очереди добровольцев, мечтающих отправиться в самое пекло, гражданские отряды поддержки армии, дружины, сбор посылок на фронт — и рядом с ними центры взаимопомощи, дуэльные организации и телефоны доверия для тех, кто остался в тылу. Лангорские флаги развевались гордо, а лозунги, обесценившиеся за два года, вновь ожили и наполнились страстью.

Удивляло ее другое. Волшебным образом имперцы, так интересуясь войной, вовсе не были склочными и почти всегда в итоге соглашались друг с другом в главном; Мираи впервые в жизни увидела настоящую лангорскую солидарность — прекрасный плод ненависти, о котором много слышала, но которого никогда не понимала.

В день, когда Дикая орда взяла Зейгель, дождь перестал, конечно, совсем ненадолго, но большего девушка и не желала. Стоило тучам разойтись, как она выбежала в заброшеный и вечно пустующий сад, заросший сорняками, и долго гуляла по нему, кутаясь в теплую одежду: ветер не стихал.

Среди редких и слабых деревьев, казавшихся ей, никогда не видевшей настоящих лесов, настоящими исполинами, Мираи провела много часов; Махама несколько раз выходил к ней и предлагал вернуться, чтобы передохнуть и погреться, но она отказывалась, потому что боялась, что, покинув сад, попрощается с солнцем навсегда.

И вот светило опустилось в надвигающиеся с моря тучи. Девушка села на скамью, которой не пользовались, верно, с самого того момента, как установили, и посмотрела наверх, в темноту неба, откуда тоскливо светили две луны и бесчисленные Звезды, чья злая воля сделала мир жестоким; во мгле космоса, подумала Мираи, должен скрываться Сарвет-Церги; она чувствовала его присутствие. Вскоре она ощутила, как кто-то подошел к скамье и остановился, пристально разглядывая ее.

— Они такие красивые, — сказала девушка, — и их так много… Неужели они могут лгать, Терну-коу?

— Могут, — лейвор присел рядом с ней, — но я не говорил, что их ложь преступна или что в ней есть дурной умысел; в конце концов, скрывая истину, они, быть может, поступают мудро, потому что большие знания, Мираи, приносят скорбь.

— Больше, чем обманутые надежды?

— Не иметь надежд легко и приятно, — ответил Терну, — а провидец всегда унижен, потому что знает, что его будущее в руках высших сил; для нас это непосильная ноша. Вспомни, что я говорил: Звезды хранят нашу гордость.