Благородная империя

— Не уверен, что я к этому готов. Я всего лишь гвардеец, у меня нет таланта к управлению… У Вуркулура есть. Если кто и может стать хранителем, то это ты. Я никогда в жизни не смог бы организовать настолько масштабный заговор.

— Нет уж. Теперь это твое бремя, — захихикал Мурдикин, — будь добр. Такова судьба, если хочешь. Зачем, по-твоему, я договаривался с генералом? Для него ты был бы всего лишь символом войны, но я хотел, чтобы ты к тому же увидел, что происходит. Иначе стал бы ты слушать меня сейчас? Ты должен воспитать Мурина хорошим императором, и не вздумай отказываться.

— У меня есть еще один вопрос.

— Какой?

— Как ты решился?

— Это было труднее всего, — вздохнул тикку. — После Секкина мне было очень плохо. Честно говоря, сейчас тоже бывает. Это что-то нервное, я пью таблетки, только они что-то не очень-то помогают… Алген и Овур, ты еще помнишь их?

— Я думал, я единственный, кто помнит.

— Нет, вовсе нет. Я иногда еще чувствую на себе их кровь, и она не смывается. Первые месяцы было очень тяжело, но ко всему рано или поздно привыкаешь… В общем, кровь уже меня не пугает. А дальше — только расчет и много терпения. А теперь, — Фуркум достал коммуникатор и быстро набрал номер, — смотри, хранитель престола! У тебя на глазах Вуркулур совершит свое величайшее преступление.

Секунды ожидания — и из устройства послышался ответ. Хриплый человеческий голос назвался на сайитирском языке. Фуркум посмотрел на Терну; в его взгляде смешались решительность и скорбь. Лейвор кивнул, уже поняв, что будет дальше; он чувствовал сейчас больше, чем когда-либо прежде, что настало время исправить историю. Тикку сделал глубокий вдох, поправил галстук и, обратившись лицом к морю, произнес одно слово.

— Поехали.

Эпилог

— Это и впрямь похоже на нимаругин, — проговорил Мурин, разглядывая военную карту, по которой, словно фигуры, двигались отряды Дикой орды; изображение с камер на шлемах транслировалось на экраны на стенах Комнаты скорби. Грязь и огонь, теплые внутренности и обломки бетона; битва — уродливое зрелище, но в своей уродливости величественное и даже прекрасное.

Император наблюдал, как солдаты падают на влажную землю и больше не встают, как шагающие танки давят раненых, а гигантские боевые дроиды размазывают бойцов по стенам полуразрушенных зданий; война разгорелась в мгновение ока и охватила всю границу; не было в Нурвине и Сив Нару такого места, где не стреляли и не лилась кровь.

В битву шли новобранцы; многие из них были лишь чуть старше самого императора, но и среди них на смерть отправлялись тысячи добровольцев. Редкий имперец сейчас не желал броситься в самую гущу сражения, чтобы умереть за державу и семь принципов, о, принципы вновь правили Империей; никто больше не сомневался. Жалость забылась навсегда, страх растворился в ненависти, и утомленные миром вновь истребляли друг друга с той же страстью, что и в прежние времена.

Сайитир напал внезапно, подло воспользовавшись терактом в Хорд Лангоре, что на несколько часов обезглавивил Верховную ставку. Разговоры о дружбе оказались пустым звуком; человечество окончательно показало свое истинное лицо, и любой понимал, что лангориты никогда не простят предательство, худшее из оскорблений.

— Похоже, — согласился шендор Шеркен, — но только отсюда, из вашей ставки.

— Вы были на войне, Шеркен-риву? — спросил монарх, не отрывая взгляда от экранов.

— Один раз, в Секкине, — сказал Терну, — рядовым в битве за Норо Сардент.

— Вам понравилось? — Мурин посмотрел на лейвора серьезно, словно обдумывал, не отправиться ли ему самому на фронт.

— Разве генерал не..?

— Отец никому не рассказывал, — сообщил Ниммур; он стоял, придерживаясь за руку железного Синвера, слева от трона, и тоже с интересом всматривался в карту, внимательно следил за движением войск, словно пытаясь предугадать, как будет вести партию Верховная ставка, и то улыбался, когда его догадки подтверждались, то мрачнел.

— Да, — ответил Мурин, — он много говорил о стратегии, о тактике, но ни слова не сказал о настоящих битвах. Почему, Шеркен-риву?

— В битвах много славы, но мало радости, — сказал Терну. — Попав на поле боя, лучше там и остаться, потому что воспоминания остаются надолго и приносят только горе. Генерал, aideris khestet, наверняка сожалел, что пережил Секкин… Я-то уж точно.

— Он говорил, что быть мертвым лучше, чем живым, — подтвердил Ниммур. — Мертвые отдыхают в Озере.

— Холодное озеро… — задумчиво произнес Мурин. — Интересно, существует оно?.. И все-таки, Шеркен-риву, расскажите мне.

— В этом нет ничего интересного, — хранитель престола покачал головой, — совсем ничего, тем более для вас. Вы слишком молоды.

— Хороший правитель должен знать все, — настаивал император, — иначе что я за керген, если не понимаю своих подданных? Я прочитал «Анналы», там написано, что Синвер сам участвовал во всех сражениях, чтобы полюбить войну. Он никогда не проигрывал. Я тоже так хочу.