Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен!

Кого я обманываю? Ну, поцеловались разок. К тому же инициатором была я. Так бы он никогда ко мне не притронулся. Если бы Невский не позвонил, поцелуй подошел бы к своему логическому завершению и мне было бы ужасно стыдно. Хотя, не скрою, и ужасно приятно.

Однако теперь я могла понаблюдать за тем, как Рафа отреагировал на звонок Невского. Ему это не понравилось. Он ведь у нас старых моральных устоев. Мистер Совершенство. В его понятии я уже занята, хотя фактически это вовсе не так.

Боже мой, он, наверное, думает, что я проститутка? Целую всех направо и налево, а у самой есть бойфренд! Господи, как же глупо вышло! Ну почему эта скотина вообще приперлась ко мне вчера вечером и стала метить свою территорию посредством грозных взглядов и недовольных речей? Зачем он позвонил именно в самый лучший момент моей жизни три минуты назад? Прямо не человек, а Люцифер! Вот встречусь с ним и пошлю его в бухгалтерию! Сколько можно отравлять мое и без того унылое существование?

– Варя? Ты там? – забеспокоился Люцифер. – Ты меня слышишь?

С другой стороны, если я пошлю Невского, то останусь совсем без мужиков. После этой лжи по телефону, будто я сижу дома и смотрю телевизор, Рафа уж точно теперь ко мне не приблизится. По его понятиям, я неверная и лживая девушка.

Какой ужас!

Неужели он и вправду обо мне такого мнения?

– Да, я тут, – наконец-то ожила я, – хорошо. Заезжай за мной в восемь.

– Океюшки, – довольно ответил Невский, – пока, солнышко. Буду скучать.

Я отключилась, не удостоив его даже скудным «я тоже». У него действительно поехала крыша. За два с половиной года это его первое «солнышко» в мой адрес.

Когда я выбралась из моего звуконепроницаемого переговорного пункта, со столика уже было убрано, на нем снова стояли фоторамки, которые я до этого убрала на полку с альбомами и книгами. В самом центре лежал снимок Славы. Тот самый, что мы выбрали из большой стопки его фотографий.

– Завтра я отдам его Илоне, чтобы она заказала памятник, – услышала я бархатный баритон Рафы, который стоял позади меня.

Я молча кивнула, одобряя выбор снимка. Славка вышел задумчивым, но ужасно милым. Каким он всегда и останется в моих глазах.

Я повернулась лицом к хозяину дома:

– Рафа, я не хотела…

– Варя, уже поздно, – перебил он меня, переводя растерянный взгляд на входную дверь, – давай я тебя отвезу, а завтра заеду в полдесятого. Ты не знаешь, где теперь живут… жили тетя Валя и дядя Юра. Сама не найдешь. Там не улица, а лабиринт.

Сглотнув ком в горле, я напялила кроссовки и захватила сумку, куда сунула записную книжку Славы. Спускаясь по крутым ступенькам полутемного подъезда, я чувствовала слабое дыхание Рафы на моей шее.

Ну почему все сложилось так? Может, на мне какое-то заклятье, моя прабабушка увела мужа у какой-нибудь купчихи, а та взяла и прокляла всю женскую половину моего рода. Почему у меня не может быть счастья в личной жизни? Неужели я так много прошу: милого, красивого, умного, хорошего, доброго, видного, с чувством юмора и чтобы меня любил? По-моему, очень даже скромно. Мне даже Орладно Блума не надо. Хотя, если предложат, я, разумеется, не откажусь.

В машине мы тоже молчали. Рафа предусмотрительно включил радио. Видимо, чтобы у меня не возникло желания устроить разговор по душам на тему «Ты во мне жестоко ошибся – я вовсе не распутная девка».

Подперев ладонью подбородок, я лениво следила за проносящимися мимо фонарями и думала о завтрашнем дне.

Самое страшное на свете – это присутствовать на похоронах родственников и друзей. Что может быть хуже этого? Только присутствовать на своих в виде неприкаянной души. Интересно, а куда отправился Славка? Согласно нашей православной традиции вариантов всего два. И мне искренне хочется верить, что Калинин все же будет наблюдать за теми, кого он оставил на грешной земле, сверху, а не снизу. Кстати, надеюсь, он не будет приходить ко мне по ночам и просить доделать за него какое-нибудь ужасно важное неоконченное дело. Не люблю призраков. Они меня смущают и вгоняют в краску.

«Креста» тем временем неумолимо приближалась к моему потрепанному жизнью и тремя поколениями безмозглых подростков подъезду, а я задумалась над стратегией своего поведения.

Какими стали наши с Рафой отношения после этого незабываемого страстного поцелуя? Мы были друзьями (это с натяжкой, скорее знакомыми), а теперь вроде как парень с девушкой?

Я гневно сжала руки в кулаки. Не позвони Невский в самый счастливый миг моей молодой, но уже такой унылой жизни, Рафа бы о нем и не вспомнил. И не сидели бы мы теперь как два сыча на разных деревьях, а целовались-миловались, не могли бы друг от друга оторвать ни глаз, ни рук, ни других конечностей. Да я бы вообще не поехала домой, а осталась бы у моего Бонда! На весь отпуск!

«Японка» тихонько остановилась в двух метрах от кривой двери моего дома, и я развернулась к водителю. Рафа не шелохнулся, так и сидел в позе молодого Шумахера, серьезно глядя перед собой и вцепившись руками в руль.

– Ну, я тогда пойду, – проскулила я, как побитая собачонка. Все-таки должна же быть у человека жалость!