Благословенный

Одна рука моя в тончайшей лайковой перчатке легла на её талию, другая легко сжала руку Софи. Та, тотчас приняв равнодушный и даже заученно-строгий вид, небрежно опустила руку на мое плечо, наклонила слегка головку набок, и мы закружились в вальсе. Ни в этой, ни в прошлой жизни не касался я талии столь сладостной и гибкой! Её дыхание нежно касалось моего лица; иногда локон, отделившийся в кружении вальса, скользил по моей щеке, я знаю, горящей сейчас стыдливым румянцем… Мы прошли с Софи три тура; она вальсировала чудо, как хорошо. Лицо её раскраснелось, на скулах выступил румянец, дыхание участилось, вздымая белоснежную грудь в низком декольте; полураскрытые губки едва слышно прошептали обычное: 'Merci, monsieur!

Потом мы долго разговаривали о разных пустяках, я приносил её мороженое и оранжад, терроризируя немногочисленных арбенёвских лакеев. Через незаметно промелькнувшие два часа гости начали разъезжаться. Я отправился проводить Софи. Подав ей руку, когда она садилась в карету,я приложился губами к её ручке в туго обтягивающей лайковой перчатке. Она вздрогнула, но не вырвала руки. Усаживаясь в экипаж, она, обернувшись, произнесла:

— Следующую пятницу мы будем на балу у Завадовских!

В темноте мне показалось, что в глазах её блеснула улыбка.

* * *

Завадовский Пётр Васильевич был управляющим Петербургским Дворянским и ещё несколькими банками. Теоретически по должности он было моим подчинённым; как глава Коммерц-коллегии я обладал правом ревизии деятельности банков. Фактически же, благодаря статусу «бывшего» императрицы, Завадовский был неприкасаем. Как многие вельможи того времени, он имел свои эксцентрические привычки, одной из которых была любовь к ананасам — эти фрукты не просто появлялись у него на столе, нет — он их солил в кадушках, и затем графский повар варил из них щи и делал солянку. Учитывая, что один ананас стоил, как крестьянская корова, можно представить себе масштабы этих гастрономических изысков!

Возле его дома на Большой Морской, что совсем недалеко от Адмиралтейства, сегодня было целое столпотворение из летних колясок и экипажей; Завадовский отмечал возведение его в графское достоинство. Весь дом был иллюминирован разноцветными огнями; играла музыка, гремели орудийные залпы. Заметно было, что Пётр Васильевич во всём пытался подражать празднику, устроенному два года назад Потёмкиным в Таврическом дворце, хотя и без того же масштаба. Императрица, пребывавшая в Петергофе, не хотела ехать в Петербург, чем я бессовестно и воспользовался. Во время прогулки на яхте я спросил её:

— Бабушка, а может, от Императорской фамилии я появлюсь на балу Завадовского?

Екатерина взглянула на меня: неподдельное изумление проступило сквозь обычную её благосклонную улыбку.

— Да неужто ты, Сашенька, вдруг полюбил балы и приёмы? Вот уж и не надеялась я!

— Да, заодно потолкуем с новоявленным графом про банковские всякого рода дела… Очень мне интересно, отчего у нас купеческие банки так скверно работают?

Императрица укоризненно поджала губы.

— Ну вот! Не желаешь ты меня порадовать… Езжай, конечно, Бог с тобой!

И вскоре я верхом понёсся в Питер. Заночевав в Зимнем дворце, с утра приведя себя в надлежащий вид, к нужному времени я был

Вдруг о порога дома остановился роскошный экипаж из которого выпорхнула молодая белокурая женщина в умопомрачительном серебристо-сером, с фиолетовыми оборками платье, с роскошной, слегка небрежной причёской, в которую были взбиты её пепельно-серые волосы. Её тут же окружила стайкой нарядно разодетых дам и кавалеров, и прямо перед входом в дом Завадовского у них завязался оживлённый разговор. Швейцары и гофмейстер хозяев конфузливо топтались рядом, не смея ничего сказать этой группе господ, полностью перегородивших вход и выход из дома новоявленного графа.

Это была Ольга Александровна Жеребцова, местная «селебрити» и по совместительству родная сестра фаворита. Тем временем подъезжали всё новые и новые кареты, а госпожа Жеребцова, увлечённая беседой с окружившими её молодыми людьми, похоже, и не думала пока заходить внутрь, мешая пройти другим. Я решил подойти к ним, дабы помочь прислуге графа разрешить неловкую ситуацию; заодно мне с Ольгой Александровной надобно было перемолвиться парою слов.

Решительно пробившись внутри кружка окружившего госпожу Жеребцову, я обратился к собравшимся.

— Господа! Что тут у вас за собрание? Вы решили здесь устроить заседание Конвента?

— Что вы что вы, Ваше Высочество! — приняв мой шутливый тон, преувеличенно вежливо отвечала Ольга. Просто господа эти не могут решить, с кем из них предстоит мне идти первый танец. Право, мужчины такие спорщики!

— Отлично! Позвольте мне разрешить ваш спор ко всеобщему удовлетворению: первый танец с Ольгой Александровной танцую я! Не правда ли, мадам?

— Ах, Александр Павлович, вы — сама галантность! — польщённо рассмеялась она.