Благословенный

Портовое начальство суетилось на льду, организуя действия пожарных команд. Конечно, никто не собирался тушить уже горящие суда, все усилия были сосредоточены на спасении тех, что ещё не горели. Самое скверное, что из-за льда отвести их было невозможно, и сбежавшиеся с зимних квартир экипажи делали что могли, непрерывно поливая борта кораблей водою из спешно проломанных прорубей.

Узнав, что император прибыл из Петербурга, ко мне поспешил командир Кронштадтского порта — престарелый, но энергичный адмирал Пётр Иванович Пущин.

— Люди целы? — отрывисто пролаял я, лихорадочно осматривая пожарища, пытаясь хотя бы на глазок оценить размер ущерба.

— На кораблях имелись лишь сторожа, Ваше Величество. Команды на зиму поселены в Кронштадте!

— Корабли разоружены?

— Так точно, Ваше Величество!

Ну, хотя бы взрыва крюйт-камер можно не опасаться!

Корабли горели всю ночь, день, и всю следующую ночь. К утру следующего дня от них остались лишь чёрные, дымящиеся днища, слегка колыхавшиеся на воде — из-за сильного жара толстенный, в полтора фута, лёд возле сгоревших судов растаял на несколько саженей вокруг. К сожалению, против нас сработал мой приказ убирать снег с палуб. Ещё несколько лет назад я приказал очищать корабли от снега, чтобы уменьшить гниение верхней части и трюмов корабля. Если бы не это, должно быть, пожар ограничился бы одним-единственным кораблём, поскольку падавшие на палубы горящие щепки и головни попросту потухли бы в толще снега.

На следующий день в Кронштадт приехали Макаров и Скалон. Пока я отсыпался в доме адмирала Пущина, они осмотрели «место происшествия», придя к тем же выводам, что и я.

Военная гавань Кронштадта недостаточно велика. Это было известно давно, и поэтому Балтийский флот всегда делили на две эскадры: Ревельскую и Кронштадтскую. Совсем рядом — Купеческая гавань, где стоят самые разные, в том числе и иностранные суда, которым не посчастливилось быть застигнутыми в Кронштадте зимним ледоставом. Территория Средней гавани, как оказалось, охранялась недостаточно тщательно; бывало, матросы военных судов водили «в гости» собутыльников из города и Купеческой гавани.

Постепенно картина произошедшего становилась ясна. Корабли Средиземноморской эскадры стояли чересчур близко друг к другу. Когда загорелся крайний, 74-пушечный «Ростислав», порывами ветра на соседние корабли стало перебрасывать искры и целые горящие головни. Вскоре загорелся стоявший поблизости 74-х пушечный «Принц Густов», за ним –100-пушечный «Двунадесять Апостолов», 66-ти пушечные «Ретвизан» и «Эмгейтен»*.

Всеобщее удивление привлекло одно обстоятельство: удивительно, но стоявший рядом с «Эмгейтеном» 66-ти пушечный «Граф Орлов» не пострадал, как и 66-ти пушечная «Европа». А вот стоявший немногим далее новейший «Всеволод» также сгорел. Как это получилось, совершенно непонятно, ведь не могли же горящие головни перелететь через два корабля и упасть на третий! Что-то здесь не так!

— Ищите! — приказал я Скалону.

Начали искать, и вскоре нашли: на нижней палубе «Европы» была обнаружена «адская машина» — неопрятная кипа промасленной пакли, в глубине которой притаилось устройство с часовым механизмом и кремневым замком. Эту штуку отдали Кулибину, который, разобрав часовой механизм, выяснил его устройство. Адская машина представляла собою обычные карманные часы, по истечению установленного времени запускавшие колесцово-кремневый замок. На «Европе» он не сработал, вероятно, из-за инея, покрывшего металлические части и заблокировавшего механизм. Позже удалось найти ещё одну адскую машину прямо в крюйт-камере корабля «Три Иерарха».

Я немедленно устроил совещание: Макаров, Скалон, и я.

— Допросите всех! Надо выяснить, кто имел доступ на сгоревшие корабли, кто вёл себя необычно; может быть, у кого-то из экипажа вдруг появились шальные деньги или даже необычные любовные похождения. Всё, выходящее за рамки обычного пребывания на зимних квартирах должно быть изучено. Не может быть, чтобы никто ничего не видел; наверняка кто-нибудь что-то слышал или знает!

— Я примусь за допросы немедленно и лично! — пообещал Антон Антонович.

— Кроме того, обеспечьте наблюдение за командами и мастеровыми. Диверсия увенчалась успехом, а значит, кто-то получит свои тридцать сребреников, и начнёт их тратить! И вот его-то надо будет брать, и допросить с пристрастием. Завербуйте осведомителей во всех кабаках и трактирах Кронштадта и Петербурга, во всех публичных домах и лавках, торгующих дорогими тканями, галунами и прочей дорогостоящей галантереей. Однажды он проявит себя!

* * *

Итак. Общие потери составили 5 старых кораблей (их них два — нашей постройки, и три трофейные шведские), и один новый 54-пушечный двухдечник. К счастью, крюйт-камеры кораблей действительно были опустошены, поэтому ни одного из них не взорвалось. Пушки тоже были сняты; однако погибло много иного имущества — якорей, канатов, навигационного оборудования, парусов.

И кого, интересно знать, следует за всё это благодарить? Кто у нас так сильно не желал, чтобы Средиземноморская эскадра отбыла на Мальту?