Благословенный. Книга 5

— Благодарю вас за участие, синьора! -почтительно поклонился молодой человек, — но у меня в порту отец и два брата. Они сейчас должны быть в нашей мелочной лавке. Я спешу помочь им!

Синьора критически осмотрела щуплую фигуру юноши и нахмурилась.

— Парень! Поверь мне — тебе там нечего делать! В порту идёт настоящий бой, и, если в твоем свёртке не икона Мадонны ди Сант-Алессио, то ты ничем не поможешь своим родным! Что толку, если тебя пристрелят у них на глазах? Ты же видишь — на улицах ни души! Последуй примеру разумных людей, что берегут свои жизни!

В это мгновение несколько выстрелов раздалась совсем рядом. Юноша зажмурился и вжался в стену.

— Дело совсем жарко! — в ужасе воскликнула синьора. — Парень, забегай ко мне! Надо переждать обстрел! Давай же!

Голова и груди женщины исчезли из оконного проёма, и через несколько мгновений раздался резкий стук открываемого засова. Из проёма выскользнула обнажённая по локоть рука, дама буквально втянула юношу в распахнувшуюся дверь и тут же со стуком захлопнула её.

— Они идут сюда! Пойдём, поможешь мне!

Затащив его за руку по узенькой тёмной лестнице в комнату первого этажа, она указала на стоявший в углу здоровенный обшарпанный морской сундук.

— Надо запереть этим дверь! Давай, ты с одной стороны — я с другой!

И первая схватилась за металлическую ручку, болтающуюся в петлях на торце сундука.

Взявшись за вторую ручку (сундук оказался неимоверно тяжёлый) юноша со страшным трудом поднял его и помог протащить по крутой каменной лестницы до самого низа, где совместными усилиями они подпёрли сундуком входную дверь.

Тотчас же мимо них за щелястыми досками двери прогрохотали чьи-то шаги; чуть поодаль послышались крики на незнакомом языке и звонкий стук лошадиных подков по камню. В полутьме юноша увидел, как дама, энергично перегнувшись через сундук, приникла глазом к замочной скважине; затем она также быстро выпрямилась.

— Каррамба, ничего не видно! Пойдём к окну!

И тотчас же вновь потащила его наверх, в комнату, да так резво, что на ступеньках он чуть не споткнулся.

— И чего ты всё таскаешь с собой эту штуку! — возмутилась женщина, увидев, что молодой человек всё ещё прижимает к груди свой свёрток. — Что там у тебя такое вообще? Ай, ладно, потом! — и тут же приникла к чуть приоткрытым ставням, сквозь щёлочку наблюдая за происходящим на узкой улочке Сан-Агнес.

Юноша тоже не отказал себе в искушении тихонько выглянуть наружу. На улице раздались крики и ругань. Выглянув в щель, парень увидел, что несколько вооруженных длинными мушкетами генуэзцев, оглядываясь, убегают по направлению от порта в сторону центральной площади города. Один из них, одетый как угольщик, — в кожаные штаны и передник — вскинул мушкет, целясь куда-то в конец улицы, и выстрелил.

Грохот близкого залпа страшно напугал хозяйку дома; истерично взвизгнув, она нырнула вниз, под подоконник. Юноша тоже было инстинктивно пригнулся, втянув голову в плечи; но поскольку он видел, что стреляют не в их окно, и непосредственной опасности нет, то, оправившись от испуга, отставил, наконец, своё свёрток и снова выглянул наружу.

Он увидел, что генуэзцы — а это были, без сомнения, те самые портовые грузчики и угольщики, которых вооружили для противостояния французскому вторжению — бросились наутёк, спасаясь от подступающих французов. Грохот подков стал ближе, и мимо дома пронеслись несколько всадников в зелёных длиннополых сюртуках, с обнаженными шпагами в руках.

— Frappez-les! * — донеслось до юноши; и через несколько секунд с той стороне улицы куда ехали всадники вновь раздались звуки выстрелов, звон металла и отчаянные крики. Он уж Хотел было открыть ставни пошире чтобы выглянуть вдоль улицы, но тут сильные женские руки утянули его вниз, под окно.

— Иисус, пресвятая Дева Мария! Спаси и помилуй нас! — простонала спасшая его синьора, вжимая своё лицо ему в грудь. Плечи и всё тело её содрогались от рыданий. Конечно, она была сильно напугана — не каждый день на улицах Генуи увидишь, как прямо под твоими окнами убивают людей!

Молодой человек успокаивающе положил руки на её конвульсивно вздрагивающие плечи; потом растерянно погладил чёрные, как вороново крыло, волосы, гладко и туго собранные под фацолетто**. Шум за окном постепенно затих, но женщина никак не могла успокоиться… а юноше было семнадцать лет. Он стал ласкать её смелее, спустил руки до талии, а затем и ниже; женщина подняла заплаканное лицо, и произошло ожидаемое: губы их встретились.

В тот день в генуэзский порт Никколо благоразумно так и не попал, зато надолго оказался в широченной кровати, покрытой тюфяком из овечьих оческов. Женщина — её звали Джованна — занималась любовью с ним, как в последний раз; юноша держался достойно, хотя, стыдно признаться, сделал для себя открытие, что когда крупная и пылкая синьора столь энергично двигается над, или даже под тобой, как это делало его спасительница, — то это может быть пострашнее французских драгун! Все попытки юноши проявить деликатную нежность были прерваны самым недвусмысленным образом: