Он понимал, что не сможет до конца жизни удерживать Кэрол силой. Пока она молчала и не просила ни у кого о помощи, но так может быть не всегда. Если об этом пронюхает пресса, будет скандал. Конечно, он всегда может сослаться на то, что она сумасшедшая, но все равно все эти разбирательства, шум, скандалы ни к чему хорошему не приведут. Пресса не упустит случая смешать его с грязью и подпортить репутацию, которой он теперь очень дорожил. И плакала тогда его политическая карьера. К тому же ему совсем не нравилось то, как складывались отношения с Патриком, что он готов был вот так запросто уехать, уйти от него, «забрав мать». Мальчик был явно настроен против него. Очевидно, что за время, проведенное вдали от него, сын отвык от него, отдалился, а к матери, наоборот, привязался крепче, сблизился с ней. И теперь считал себя ее защитником, тогда как раньше эта роль всецело принадлежала ему, Джеку. Раньше он был главным. Теперь Патрик так больше не считал. Джек не знал по какой причине, но свой авторитет он перед сыном потерял, это было видно по поведению мальчика. Теперь Патрик считал главным себя. Его сын очень изменился. Он выглядел намного старше своего возраста, и вел себя не по годам, совсем не так, как положена в его возрасте. Джек сильно сомневался в здоровье его психики, и собирался показать его врачам, но не знал, как это сделать так, чтобы сын еще больше на него не обозлился. Даже отправить Кэрол в психиатрическую клинику, как планировал, он теперь не мог. Патрик был уверен в том, что она здорова, и это вызовет бунт, протест, еще больше настроит мальчика против него. А Джек этого не хотел. Настрой сына, его отношение причиняли Джеку боль, еще большую, чем отношение Кэрол. Что он сделал не так, где допустил ошибку, упав в глазах тех, кто раньше смотрел на него с такой преданностью и любовью, с таким уважением и почтением? Где полный восхищения и непоколебимого доверия взгляд его сына? Неужели все это сделала Кэрол, разрушив все то, что мальчик раньше испытывал к своему отцу, настраивая против него ребенка? Конечно, это она, и Джек даже знал, зачем она это делала. Чтобы Патрик не захотел вернуться к нему, не пытался подражать, как делал всегда раньше, чтобы не вырос, похожим на него. Она думала, что будет лучше, если он станет похож на нее и ее прибабахнутую мамашу? Видимо, так и думала, раз внушала ему весь этот бред, которым была одержима сама, переняв от своей матери.
Но, разглядывая ее сейчас, Джек не почувствовал прежней злости и неприязни. Наоборот, сердце его вдруг сжалось от жалости. Она сумасшедшая. Она верит в этот туман, проклятие и дар. Верит, потому и рассказывает о них сыну. Не с целью навредить, наверное, она думает, что помогает ему, защищает, рассказывая обо всем этом. Ведь ей невдомек, что она сумасшедшая, и что тем самым она затягивает в свое сумасшествие и ребенка. Он верит в то, что оживил ее. Конечно, откуда ребенку знать о таких вещах, как клиническая смерть.
После попытки самоубийства, учитывая ее историю болезни, Кэрол наверняка принудительно отправят на лечение в психиатрическую лечебницу и без его, Джека, участия. Патрик не сможет теперь обвинить в этом его, что это он ее туда отправил. Джека предстоящая разлука опечалила, но он не собирался этому противиться. Так будет лучше. Пусть ее подлечат, глядишь, успокоится, образумится. К тому же, он все равно не знал, как теперь себя с ней вести. Ее попытка самоубийства заставила его растеряться. Он никак не ожидал, что она сломается. Неужели, это он ее сломал? Джек не желал признавать свою вину. Но обвинят все равно его. Как Патрик. Ну, может, он слегка и перегнул… Но кто знал, что она побежит глотать таблетки, она же всегда была сильной, даже Кейт не удалось ее сломать. И вдруг она решила умереть. Почему?
Кэрол избегала его взгляда, даже не смотрела в его сторону, из чего он сделал вывод, что все-таки имел отношение, и непосредственное, к тому, что она сделала. Он расслышал, как она прошептала Патрику, чтобы он всех увел, что ей плохо и хочется побыть одной.
— Пусть никто ко мне не приходит, только ты и Дженни. Больше никто. Никто. Пожалуйста.
— Хорошо, мам, — мальчик кивнул. — Я скажу папе, он оставит Хока, тот никого к тебе не пустит. Отдыхай, набирайся сил. Как только тебя выпишут, мы уедем.
— Нет, сынок… Доктор сказал, что, скорее всего, мне нужно будет лечь в клинику… Я согласилась.
— Согласилась? Зачем? В какую клинику? Психушку? Но ты не сумасшедшая! Я не позволю! Мы же должны ехать к Луи!
— Мы поедем, обязательно поедем, только чуть позже. Сейчас бы все равно не получилось. Папа бы нас не отпустил…