Читаем Благоуханность. Воспоминания парфюмера полностью

Большую роль в жизни парфюмера играют путешествия — новые места и впечатления очень часто являются источником вдохновения. Парфюмер не должен жить на одном и том же месте всю жизнь и дышать все тем же воздухом. Путешествия ему так же нужны, как благоприятные условия для работы, как внутренний огонь в поисках красоты. Вспоминается не очень жаркий день августа на юге Франции. Я жил тогда в Гольф-Жуане. Друзья заехали за мной утром, и мы отправились купаться. Потом очень весело завтракали в Каннах, а вечером играли в теннис. Когда совсем стемнело, мы поехали ужинать в Мужен. Плавно поднимался в гору открытый бьюик. Все тонуло в лунном свете. Чудесно дышалось полной грудью и сладко было ни о чем не думать, ничего не желать… И вдруг мы въехали в посадки жасмина и погрузились в волны аромата этого скромного белого цветка. Автомобиль остановился; мы вышли из него и молча вдыхали пленительный запах; не хватало слов, чтобы выразить наше восхищение. А тут еще легкий ветер с моря то усиливал, то смягчал запах, как бы дразня нас. Казалось, не одно наше обоняние, а все поры нашего тела, все чувства наши наполняются ароматом. Долго простояли мы там, а потом вновь поехали среди цветочных плантаций. Луна поднималась все выше; становилось светлее; кто-то включил приемник — и звуки "Травиаты" донеслись до нас из Милана. Ехавшая с нами прелестная Маришка замолкла, и ее гордая головка стала еще привлекательней. Мы все засмотрелись на нее. Автомобиль поднимался все выше, вновь въехал в волны жасмина и вновь остановился… Вероятно, подобные переживания навеяли идеи создания немалого количества духов. Среди них особенно ярко запомнился мне с времен моего детства "Jasmin de Corse". В ту пору это были дорогие духи, в которых гениальный Коти сумел передать притягивающую чувственность и шарм легкой задорной душистости этого цветка, без эссенции которого нельзя создать ни одних хороших духов…

Путешествие в Англию принесло мне не менее интересные переживания, хотя и совсем иного рода. Я впервые попал туда вскоре после окончания второй мировой войны. Вначале я жил в самом Лондоне, пострадавшем от бомбардировки: почти везде были пустые провалы вместо домов. Тем не менее город понравился мне своим размахом, серьезностью, патриархальностью, и по мере моей жизни в Англии эти качества становились для меня все рельефнее и четче. Со временем поселили меня в прелестном предместье столицы — Эпсон-Дауне, где многие дома казались сошедшими с рождественских английских открыток. Поместили меня у милейшей мисс Фрэзер — сдержанной, воспитанной, типичной англичанки, говорившей по-французски. Уклад жизни этих людей, их манеры и отношение друг к другу были пронизаны теплом, сохранившимся от прошлого столетия. В начале моего пребывания часть дня я проводил в Кройдоне, на парфюмерном заводе, а другую часть — в Лондоне, где тоже было немало дел. Как во всех больших городах, в воздухе Лондона присутствовал запах выхлопных газов, но иногда он вдруг растворялся бодряще-живительным морским ветром. Было нечто в атмосфере города, чего мне никак не удавалось разгадать. Словно встреча со знакомым человеком, имя которого не удается припомнить.

Несколько дней я мучился, пытаясь ассоциировать с чем-нибудь этот запах. Наконец в какой-то из дней Жак В. пригласил меня поужинать в модный ресторан с французской кухней, где, для условий того очень трудного времени, кормили неплохо. За столиками сидели элегантно одетые мужчины и красивые, нарядные женщины разных национальностей. Ужин прошел за интересными разговорами и наблюдениями. Когда же при выходе лакей подавал мне пальто, я вдруг неожиданно для себя понял: "Да ведь Лондон — единственная в мире столица, где доминирует мужской, а не женский запах". Атмосфера ли ресторана, сигара ли Жака навели меня на эту мысль, но теперь я уже в ней не сомневался. Где только мне ни пришлось бывать ранее — во всех столицах Европы доминировала женская душистость. Здесь же — на улицах, в домах, в поездах, в метро, в ресторанах и даже отчасти в театрах — в силу каких-то тайных причин царствовал мужской дух. Порой казалось, что и камни старых домов, площадей и мостов да и сама Темза пропитаны этим духом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное