Читаем Благоуханность. Воспоминания парфюмера полностью

Однако далеко не все могут ответить на ясно поставленный вопрос: "Как и почему зародилась у вас идея таких именно духов?" Одни не ответят по недоверию, из-за страха за свои достижения; другие — потому, что сами не отдают себе в этом отчета; третьи же вспомнят что-нибудь очень личное, непередаваемое, нежное и такое далекое, что и выразить нельзя. Но помнятся мне два разговора об идее зарождения духов с двумя очень известными парфюмерами. Гостил я летом у милейшего Фрайса в его прелестном имении Кло-Муссю. Перед завтраком вышли мы прогуляться к реке. Дети убежали вперед, я же остался с двумя братьями хозяина — Андре и Жоржем. Было это после небольшого летнего дождя, дышалось легко, и вдруг налетел ветерок и принес сильный свеже-горьковатый запах трав и теплый аромат летней земли. Андре Фрайс вдруг встрепенулся и, обернувшись к нам, сказал каким-то необычным голосом, словно он не видит нас, а говорит сам с собой: "Да, условия, при которых я начал строить свои композиции, были исключительно удачны. Был я молод, жил в Париже, работал у Ланвена, видел вокруг себя прелестных элегантных манекенов, красивых женщин… Все это способствовало моей работе, и все это я передал в своих духах. Удивительного в этом ничего нет".

Никакой позы, театральности нет в этих словах. Но они так подходили к его элегантной манере держаться, разговаривать; и действительно, основой всех его лучших духов был шарм женственности, подчеркнутый легкой дымкой горечи первых осенних дней. Думается, что эти слова Андре Фрайса представляют очень большой интерес, так как он — один из талантливейших парфюмеров Франции. В этих словах не только указывается на то, что вдохновляло его, но и объясняется, что работа его была легкой именно потому, что протекала в исключительных условиях. Мне хочется особенно подчеркнуть значение этого утверждения, ибо мало кто из хозяев парфюмерных Домов отдает себе в этом отчет. Очень немногие парфюмеры в начале своей карьеры имеют подобные условия для работы, а от этого во многом зависит расцвет или преждевременное увядание их таланта. Андре Фрайс вовсе не говорил о случайной композиции; для него ароматическое построение зависит не от каприза судьбы, а, наоборот, от чувства, размышления, опыта и упорной работы в благоприятных условиях.

В 1927–1928 годах мне пришлось впервые присутствовать при создании дорогих духов. Непередаваемо, как вырастает ароматическое построение, как ширится его благоуханность, как все ярче становится его первоначальная душистость и как с каждой новой пробой аромат становится все тоньше и определенней.

Духи эти во многом отличались от предыдущих творений Эрнеста Эдуардовича Бо и представляли для нас, его учеников и сотрудников, особый интерес. Создание их было делом нелегким. В основу были взяты эфирные масла, добытые из заморской древесины. Вещества эти дают чудесный фон и тонкую ноту, но, будучи весьма вязкими, замедляют ход развития начальной и центральной душистости. Необходимо было добавить к ним такие душистые вещества, которые сразу бы пленили обоняние, затем ускорить максимальное развитие основной благоуханности и придать ей необходимый радиус, так как успех духов в значительной степени зависит от этого. Эти духи были названы "Bois des Iles" ("Дерево далеких островов"), и это название было чрезвычайно верным. Их экзотика была очень тонкой, лишенной знойной и тяжелой страстности аравийско-восточных духов. От них веяло как бы XVIII веком, его пышностью и богатством. Как-то раз Эрнеста Эдуардовича спросили, что натолкнуло его на мысль создать эти духи. "Пиковая дама", — ответил он. И действительно, духи эти могли бы подойти ко времени молодости Пиковой дамы, когда Венера Московская блистала на версальских балах. Подходили они и к музыке оперы "Пиковая дама". Эрнест Эдуардович не раз наслаждался этой оперой Чайковского в замечательной постановке Императорского Большого театра Москвы, где и декорации и костюмы были до мелочей верны эпохе, поражали богатством, великолепием и вполне соответствовали уровню музыкального исполнения. Эта опера оставила глубокий след в душе Бо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное