Блаженны алчущие

— Но почему? Это ненадолго, месяца на два, и я даю слово, что хорошо заплачу, — Она, кажется, и впрямь не понимала, почему недостаточно потрясти монетами у его уха.

Вместо ответа, он провел пальцем по полоске золота и самоцветов на ее руке. — У вас такой красивый браслет…

— Можешь взять его себе, — с готовностью откликнулась женщина. — В задаток.

— А ручка, которую он украшает, еще лучше… — Кевин погладил ее запястье. Дениза поморщилась, но позволила — Филип, должно быть, перешел всякие границы. — Такая изящная, такая тонкая… Интересно, я смог бы сломать ее двумя только пальцами? — Он сжал их — лишь чуть, но достаточно, чтобы она ойкнула и выдернула руку.

Дениза отступила назад. — Я не боюсь тебя, Грасс.

— В таком случае вы просто глупы, моя леди. Впрочем, это мы давно установили. — Он сделал нетерпеливый жест, в гортани — вкус желчи. — Вы мне надоели.

Дениза вздернула подбородок, смерила его надменным взглядом, и, подобрав юбки, развернулась, чтобы отправиться туда, где Кевину Грассу больше не было места.

— Единственный дурак здесь ты, Грасс, — бросила она на прощание. — Кевин-дурачок. Какая жалость! А я так хотела, чтобы ты стал для меня тем же, чем был для Филипа… Мальчиком на побегушках.

Леди Картмор поднималась по лестнице, а смех ее тянулся за нею шлейфом, и был он холоден и звонок.

~*~*~*~

V.

Cжатые губы, суровый взгляд… Вид холодный и невозмутимый, как всегда. Надо было очень хорошо знать Томаса Картмора, чтобы догадаться по его лицу, в каком он находился бешенстве. На приветствия нескольких гостей, обратившихся к нему в зале Роз и следующей за ним комнате, он отвечал вежливо и спокойно. Но годы совместной жизни — и восприятие, обостренное страхом — научили Бэзила Картмора разбираться в настроениях отца, и сейчас он ощущал, как тот проигрывает схватку с рвущейся наружу яростью. Отцовские пальцы сдавливали запястье стальным обручем, и этот обруч продолжал сжиматься. Еще чуть-чуть, и не сдержать крика.

Вдвоем они подошли к дверям, закрывавшим проход в помещения, не предназначенные для посетителей. Томас отпустил запястье сына, чтобы распахнуть их, и Бэзил ощутил искушение обратиться в бегство, скрыться в гуще разряженной толпы. Отец был бесконечно сильнее — он помнил неодолимую мощь его рук, — но, в его годы, едва ли быстрее. Увы, для побега тоже требовалась определенная храбрость, а та немногая, что накопил Бэзил, вытекла по пути, как вода из треснутого кувшина.

В Буфетной возились с сервировкой блюда двое слуг — но хватило косого взора отца, чтобы они убежали, как ошпаренные кипятком. Бэзил с завистью посмотрел вслед, но тяжелая ладонь уже подталкивала дальше.

Лорд Томас продержался до следующей, пустой, комнаты. Они дошли до середины, когда рука отца выстрелила, посылая его в скоростное столкновение со стеной, лицом вперед.

Нос вспыхнул острой болью, подошвы заскользили по паркету. Едва удалось удержаться на ногах. Прижавшись лбом к прохладному дереву панели, Бэзил сжался, ожидая следующего удара. Знакомая мерзкая слабость обрушилась на него, обратив внутренности в воду. На несколько сердцебиений он был парализован страхом, раздавлен, превращен в ничто. Последний раз отец бил его годы назад, и он жил в постоянном ожидании неотвратимого момента, когда это случится снова. Сейчас, сейчас придет боль.

Когда паника ослабила удушающую хватку, Бэзил осмелился осторожно обернуться. Отец стоял все там же, посреди комнаты, скрестив руки на груди, тяжело дыша после борьбы с самим собой. Было похоже, что экзекуция откладывается на неопределенный срок, и Бэзил с облегчением перевел дух. Прошло время побоев, пришло время поучений, а их он не боялся.

— Как ты посмел… — негромким голосом начал Томас Картмор.

Он продолжал говорить, но Бэзил уже не слушал. Что-то теплое и влажное заструилось по его губам и подбородку. Бэзил осторожно прикоснулся к лицу и воззрился на покрасневшие пальцы. — Кровь… — прошептал он с ужасом и отвращением. Его кровь. На мгновение, комната поплыла у него перед глазами.

— У тебя просто кровоточит нос, — отец сделал шаг вперед.

Бэзил шарахнулся в сторону, выставив перед собой руку, как будто это могло его как-то защитить. — Не подходи ко мне, чудовище!

Лорд Томас замер на месте, скрипнув зубами. На его виске билась жила. — Прекрати это представление, — процедил, наконец. — Я не собираюсь тебя бить, хотя ты и заслужил побои.

— А как вы называете это?! — Бэзил вытер нос надушенным платочком и продемонстрировал алые пятна, оставшиеся на белизне шелка. — Отцовской лаской, должно быть! — как он ни старался, голос его предательски дрожал.

— Ни один отец не стерпел бы подобного поведения. Распущенность и безответственность нельзя оставлять безнаказанными. Как ты посмел явиться сюда с этой шайкой?

Бэзил пожал плечами. — Вы же сами велели, чтобы я присутствовал на балу.

— Я хотел видеть моего сына, а не дешевого комедианта.

— Уж какой есть, — Он развел руками и слегка поклонился, пытаясь не обращать внимания на боль в голове. — Были б желания ступенями, все грешники попали бы на небо.