По иронии судьбы, Филипом вело желание успокоить Эллис — и, чего уж там, он воспользовался этим предлогом, чтобы лишний раз помучить Кевина Грасса своим обществом.
— Тристан считал вас друзьями… А я, разве я не был добр к вам, что вы хотите прирезать и сожрать меня, как какую-то свинью?
Глаза Познающего блеснули за стеклами очков. — Для таких, как вы, избалованных судьбой богатеньких счастливчиков, еда — что-то ничтожное, лорд Картмор, развлечение. И я был таким когда-то. Но тот, кто голодал, знает, еда — священна. Бесценный дар, разница между жизнью и смертью. В древности люди помнили об этом, мой лорд. Я читал в записках лорда Элберта о каннибалах Самоцветных островов — я еще позаимствовал у них метод разделки тел. Эти люди не ставят себя выше природы, выше тех, кто служит им пищей. Когда они убивают — животное ли, человека ли — они стараются задобрить душу убитого, просят у нее прощения, чтобы не мстила после смерти, оставляют ей дары. Так поступаем и мы. Каждый кусочек хлеба, каждую частицу плоти вкушаем с таким же благоговением, как кровь и плоть Агнца.
Филип предпочел бы получить непочтительный пинок, чем быть сожранным со всем уважением, но что-то подсказывало: пищу не спрашивают, хочет ли она лезть в котел.
— К тому же, — продолжал Данеон невозмутимо, — вы станете подношением Богам, а в жертву высшим силам надо приносить лишь самое лучшее, не так ли? Та девочка-вышивальщица, чистая и невинная, с ее мастерством, волшебные руки Тристана, пастырь с золотым сердцем и красноречивым языком, другие… Лучшие части мы всегда оставляем богам. Вы — человек многих достоинств, лорд Филип, но все же думаю, самое ценное в вас — это древняя кровь. Ваша драгоценная кровь, кровь сюляпаррских принцев, откроет, наконец, врата! Мой сын пошел выяснять, можно ли просто незаметно пролить ее на развалины башни — ведь это священное место ваши дружки разрушили… Хорошо хоть подземные ходы остались целы. У меня только одно маленькое сомнение… — Познающий нахмурился, — В книге сказано — последней жертвой должна стать
Мысли Филипа тоже метались по лабиринту страха, отчаяния и озарений. За каждым углом — ответ на вопрос. Нет только выхода…
— Так это значит что, — осознал он, — вы хотели меня убить с самого начала?! А это, — Филип злобно покосился на Эллис, задетый даже сейчас, на грани смерти, — все был жалкий спектакль?
— Как ты можешь так говорить! — голос Эллис дрожал искренней обидой. — Да, в начале, действительно, мы старались познакомиться с тобой с тайной целью, но потом… — Ее пальцы взъерошили его кудри, как в старые добрые времена. — Разве могла я в тебя не влюбиться? Пришлось поменять план.
— Конечно, теперь, когда вы решили бросить мою дочь, мы возвращаемся к плану изначальному! — Данеон пожал плечами. — Уж не обессудьте. Признаться, я даже рад, что выйдет именно так, хотя не питаю к вам ни малейшей злобы. Но мне было бы еще больнее принести в жертву вашего брата. Он так напомнил мне вашу мать…
— Моего брата?! — Филип уже не знал, кто здесь сошел с ума. Может — он сам, а все это — причудливый кошмар его воспаленного разума.
— Ну да. Когда моя дочка увлеклась вами, пришлось искать другой источник священной крови. Лорд Бэзил приходил сюда по моему приглашению — вы его даже едва не узнали! — Данеон слегка усмехнулся. — Как странно — черты моей дорогой супруги мне все сложнее припомнить, а вот лицо леди Филиппы врезалось в память так, будто его выжгло там огнем!.. Когда я увидел вашего брата, то даже остолбенел от сходства. Я собирался назначить лорду Бэзилу встречу на сегодня, но когда узнал, что вы расстались с моей дочерью, необходимость в этом отпала. Ваше непостоянство в любви, несомненно, обидное для меня и моей Эллис, спасет вашего брата — разве это не утешительно осознавать?
— Филип не легкомысленный, — вступилась за него Эллис, коснувшись его плеча оберегающим жестом. — У него слишком много обязательств в этом мире, он не волен распоряжаться собой.
Защитница!.. Если б Дениза узнала, что вы задумали, она расправилась бы с тобой шпилькой от шляпы!
— Его связывают узы брака, и он не может противиться воле отца. Но, — Она нагнулась, и лицо, каждую черточку которого Филип изучил так хорошо, оказалось совсем рядом. — Когда я вкушу твою плоть, между нами установится вечная связь, истинный союз тела и духа. И там, где ты окажешься, в мире, где все просто и ясно, ничто не помешает нам быть вместе.
Этих обветренных губ касалась человечина, на эту нежную улыбку смотрели глаза Тристана, пока их не затянул смертный туман…