Блаженны алчущие

Вслед за ним по ступеням стекала серая тень… нет, две. Не сразу и догадаешься, что это двое людей, ползущие по-пластунски. Внизу они встали на четвереньки, один за другим, а принц присел на это живое сидение, дрогнувшее, но устоявшее под его весом. Теперь Фрэнк мог разглядеть его вблизи.

Прямой нос, твердый подбородок, кудри, что золото — возможно, Принц Воров мог быть даже красив, как подобает принцу из сказки. До того, как кто-то разрезал его лицо на кусочки, а потом сшил воедино уродливыми стежками шрамов. Из сетки бугристых рубцов сверкали неистовые голубые глаза, а в широкой белозубой улыбке, застывшей на губах, было что-то от безрадостной ухмылки скелета.

— Кланяйтесь Его Воровскому Высочеству, — хрипло шепнули за спиной.

Фрэнк распрямил плечи — он не собирался добровольно склоняться перед сбродом. Как и ожидал, ему надавили на спину, вздернули вверх связанные руки, и вот он уже согнулся в неудобном положении, только что не тыкаясь носом в пол. С опаской покосился на Грасса, более чем способного затеять бучу, в которой они не могут победить, и с удивлением увидел, как тот отвешивает не самый изящный, но вполне добровольный поклон.

— Ты послушнее, чем мне говорили, шавка, — заметил Принц то ли с насмешкой, то ли с одобрением.

Грасс пожал плечами. — Мне приходилось кланяться и худшей дряни, так что мне еще одно унижение?

Фрэнк, которому дозволили распрямиться, вздохнул про себя. Было успокоительно знать, что некоторые вещи не меняются, и Кевин все еще носится со своей ненавистью, как пес с костью.

По-прежнему улыбаясь, повелитель бандитов перевел внимание на своего темнокожего подданного, и под его долгим немигающим взглядом тот словно съежился, уменьшился ростом.

— Ты слишком пуглив, Череп, пожалуй, и слишком нагл, — Повелитель бандитов закинул ногу на ногу. — Никто не мешал тебе добраться до Грасса наверху, но ты этого не сделал. А теперь заявляешь права на добычу, которую завалил кто-то другой.

— Мы — не добыча, — напомнил Фрэнк, стараясь говорить как можно спокойнее. — Мы пришли сюда сами, чтобы вести с тобой переговоры.

Теперь неистовые глаза пронзали насквозь его самого. — Вы пришли, потому что вас позвал я, а вы были достаточно глупы, чтобы послушаться.

Надо сохранять самообладание, напомнил себе Фрэнк, прикусив губу. Речь не только о его жизни, но и о жизни Кевина, и, что важнее всего, о раскрытии заговора против правящей семьи. Против Филипа и Денизы…

— У нас остались в заложниках твои люди…

— Крамарен, Дросс, Жупел и Хлад, — равнодушно перечислил повелитель бандитов. — Доверенные лица бывшего Принца, доставшиеся мне в наследство. Спелись за моей спиной, чтобы сменить меня на кого-то поудобней. Я мог бы велеть перерезать им глотки, но умереть на виселице куда почетнее для честного человека.

Толпа заволновалась, зашумела и выплюнула из себя двоих разъяренных мужчин.

— Эй, что ты несешь, Принц? Наш Крамарен… — возмущенно начал первый. Второй ничего не сказал — положил ему руку на плечо, а потом ударил в спину ножом. Подвел, пошатнувшегося, к берегу озера. Толкнул.

Раненый упал в черную гладь, вспенив ее лихорадочным биением рук и ног — но ненадолго. Нечто бледное мелькнуло змеисто под рябью вод, потянулось к нему — и человек исчез, как не было, оставив после себя лишь небольшую воронку. Потом разгладилась и она. Вода снова блестела маслянисто и равнодушно…

Это еще что за тварь?!

Принц поднялся со своего причудливого стула, зыркнул по сторонам. Даже сойдя с возвышения, он мог смотреть на большинство собравшихся сверху-вниз.

— Есть еще вопросы? — громко спросил у притихших подданных.

При любом другом дворе, тишина длилась бы и длилась, но здесь смельчак нашелся быстро.

— Когда уже начнут раздавать выпивку? — выкрикнул кто-то. — Глотка ссохлась к чертям.

Толпа ответила гулом одобрения, а Принц — тремя хлопками в ладоши.

Тотчас по залу загремела грубая, примитивная мелодия. Фрэнк не раз слышал ее на улицах города, она неслась от костров нищих, из грязных притонов, из гущи празднично-пьяной толпы, непризнанный гимн города и его отбросов.

— Тутуту-ТУТУ, тутутуту-ТУТУ…

Издевательски скрипели дуделки, хлопали трещотки, пищали флейты. К ним присоединились высокие голоса скрипок, пониже — альтов, густой рокот барабанов, и вот уже музыка течет полноводной рекой. Один и тот же простой мотив повторялся на разные лады, усложняясь, обретая глубину, эхом отдавался от стен, перерастая в целую симфонию звука, мощную, грозную. А над всем этим — прекрасное чистое сопрано, что выводило слова, полные непристойностей и богохульства, призывая гибель на головы лордов и принцев, пастырей и богачей. Не пустые проклятия — призыв к бунту, и было в этой музыке что-то, от чего мороз пробегал по коже.

Принц Воров приблизился к своим пленным. Его камзол был расшит золотом и крадеными драгоценностями, на груди блестела толстая золотая цепь, золотая диадема, исполнявшая роль короны, вспыхивала рубинами и алмазами. От Принца убийственно несло горячим потом.