Читаем Бледное пламя полностью

Стоял ботинок! Тайную печать

Оттиснул Шейд, таинственный дикарь,

Мираж, морока, эльфов летний царь.

Коль мой биограф будет слишком сух

Или несведущ, чтобы ляпнуть вслух:

"Шейд брился в ванне", -- заявляю впрок:

890 "Над ванною тянулась поперек

Стальная полоса, чтоб пред собой

Он мог поставить зеркало, -- нагой,

Сидел он, кран крутя ступнею правой,

Точь-в-точь король, -- и как Марат, кровавый".

Чем я тучней, тем ненадежней кожа.

Такие есть места! -- хоть рот, положим:

Пространство от гримасы до улыбки, -

Участок боли, взрезанный и хлипкий.

Посмотрим вниз: удавка для богатых,

900 Подбрюдок, -- весь в лохмотьях и заплатах.

Адамов плод колюч. Скажу теперь,

О горестях, о коих вам досель

Не сказывал никто. Семь, восемь. Чую,

И ста скребков не хватит, -- и вслепую

Проткнув перстами сливки и клубнику,

Опять наткнусь на куст щетины дикой.

Меня смущает однорукий хват

В рекламе, что съезжает без преград

В единый мах от уха до ключицы

910 И гладит кожу любящей десницей.

А я из класса пуганых двуруких,

И как эфеб, что в танцевальном трюке

Рукой надежной крепко держит деву,

Я правую придерживаю левой.

Теперь скажу... Гораздо лучше мыла

То ощущенье ледяного пыла,

Которым жив поэт. Как слов стеченье,

Внезапный образ, холод вдохновенья

По коже трепетом тройным скользнет -

920 Так дыбом волоски. Ты помнишь тот

Мультфильм, где усу не давал упасть

Наш Крем, покуда косарь резал всласть?

Теперь скажу о зле, как посейчас

Не говорил никто. Мне мерзки: джаз,

Весь в белом псих, что черного казнит

Быка в багровых брызгах, пошлый вид

Искусств абстрактных, лживый примитив,

В универмагах музыка в разлив,

Фрейд, Маркс, их бред, идейный пень с кастетом,

930 Убогий ум и дутые поэты.

Пока, скрипя, страной моей щеки

Тащится лезвие, грузовики

Ревут на автостраде, и машины

Ползут по склонам скул, и лайнер чинно

Заходит в гавань; в солнечных очках

Турист бредет по Бейруту, -- в полях

Старинной Земблы между ртом и носом

Идут стерней рабы и сено косят.

Жизнь человека -- комментарий к темной

940 Поэме без конца. Пойдет. Запомни.

Брожу по дому. Рифму ль отыщу,

Штаны ли натяну. С собой тащу

Рожок для обуви. Иль ложку?.. Съем

Яйцо. Ты отвезешь меня затем

В библиотеку. А в часу седьмом

Обедаем. И вечно за плечом

Маячит муза, оборотень странный, -

В машине, в кресле, в нише ресторанной.

И всякий миг, любовь моя, ты снова

950 Со мной, -- превыше слога, ниже слова,

Ты ритм творишь. Как в прежние века

Шум платья слышен был издалека,

Так мысль твою привык я различать

Заранее. Ты -- юность. И опять

В твоих устах прозрачны и легки

Тебе мной посвященные стихи.

"Залив в тумане" -- первый сборник мой

(Свободный стих), за ним -- "Ночной прибой"

И "Кубок Гебы". Влажный карнавал

960 Здесь завершился -- после издавал

Я лишь "Стихи". (Но эта штука манит

В себя луну. Ну, Вилли! "Бледный пламень"!)

Проходит день под мягкий говорок

Гармонии. Мозг высох. Летунок

Каурый и глагол, что я приметил,

Но в стих не взял, подсохли на цементе.

Да, тем и люб мне Эхо робкий сын,

Consonne d'appui{1}, что чувствую за ним

Продуманную в тонкостях, обильно

970 Рифмованную жизнь.

И мне посильно

Постигнуть бытие (не все, но часть

Мельчайшую, мою) лишь через связь

С моим искусством, с таинством сближений

С восторгом прихотливых сопряжений;

Подозреваю, мир светил, -- как мой

Весь сочинен ямбической строкой.

Я верую разумно: смерти нам

Не следует бояться, -- где-то там

Она нас ждет, как верую, что снова

980 Я встану завтра в шесть, двадцать второго

Июля, в пятьдесят девятый год,

И верю, день нетягостно пройдет.

Что ж, заведу будильник, и зевну,

И Шейдовы стихи в их ряд верну.

Но спать ложиться рано. Светит солнце

У Саттона в последних два оконца.

Ему теперь -- за восемьдесят? Старше

Меня он вдвое был в год свадьбы нашей.

А где же ты? В саду? Я вижу тень

990 С пеканом рядом. Где-то, трень да брень,

Подковы бьют (как бы хмельной повеса

В фонарный столб). И темная ванесса

С каймой багровой в низком солнце тает,

Садится на песок, с чернильным краем

И белым крепом крылья приоткрыв.

Сквозь световой прилив, теней отлив,

Ее не удостаивая взглядом,

Бредет садовник (тут он где-то рядом

Работает) -- и тачку волочет.

КОММЕНТАРИЙ

Строки 1-4: Я тень, я свиристель, убитый влет и т.д.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза