Читаем Бледное пламя полностью

Застыла. "Телефон?" О нет, ни звука.

И снова ты к программке тянешь руку.

Еще огни в тумане. Смысла нет

Тереть стекло: лишь отражают свет

Заборы да столбы на всем пути.

"А может, ей не стоило идти?

Ведь все-таки заглазное свиданье...

450 Попробуем премьеру "Покаянья"?"

Все так же безмятежно, мы с тобой

Смотрели дивный фильм. И лик пустой

Знакомый всем, качаясь, плыл на нас.

Приотворенность уст и влажность глаз,

На щечке -- мушка, галлицизм невнятный,

Все, точно в призме, расплывалось в пятна

Желаний плотских.

"Я сойду". "Постойте,

Ведь это ж Лоханхед!" "Да-да, откройте".

В стекле качнулись призраки древес,

460 Автобус встал. Захлопнулся. Исчез.

Гроза над джунглями. "Ой нет, не надо!"

В гостях Пат Пинк (треп против термояда).

Одиннадцать. "Ну, дальше ерунда", -

Сказала ты. И началась тогда

Игра в телерулетку. Меркли лица.

Ты слову не давала воплотиться,

Шутам рекламным затыкала рты.

Какой-то хлюст прицелился, но ты

Была ловчей. Веселый негр трубу

470 Воздел. Щелчок. Телетеней судьбу

Рубин в твоем кольце вершил, искрясь;

"Ну, выключай!.." Порвалась жизни связь,

Крупица света съежилась во мраке

И умерла.

Разбуженный собакой,

Папаша-Время встал из шалаша

Прибрежного, и кромкой камыша

Побрел, кряхтя. Он был уже не нужен.

Зевнула ты. Мы доедали ужин.

Дул ветер, дул. Дрожали стекла мелко.

480 "Не телефон?" "Да нет". Я мыл тарелки,

Младые корни, старую скалу

Часы крошили, тикая в углу.

Двенадцать бьет. Что юным поздний час!

И вдруг, в стволах сосновых заблудясь,

Веселый свет плеснул на пятна снега

И на ухабах наших встал с разбега

Патрульный "форд"... Отснять бы дубль другой!..

Одни считали -- срезать путь домой

Она пыталась, где, бывает, в стужу

490 От Экса к Ваю конькобежцы кружат,

Другие -- что бедняжка заплуталась,

А третьи -- что сама она сквиталась

С ненужной жизнью. Я все знал. И ты.

Шла оттепель, и падал с высоты

Свирепый ветр. Трещал в тумане лед.

Весна, озябнув, жалась у ворот

Под влажным светом звезд, в разбухшей глине.

К трескучей, жадно стонущей трясине

Из камышей, волнуемых темно,

500 Скользнула тень -- и канула на дно.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Безлистый l'if! -- большое "может статься"

Твое, Рабле. Большой батат.

Иль вкратце:

IPH -- Institute of Preparation for

The Hereafter{1}. Я прозвал его

"Большое Если". Нужен был им лектор

Читать о смерти. Мак-Абер, их ректор,

Писал ко мне: "курс лекций про Червя".

Нью-Вай оставив, кроха, ты и я

Перебрались тогда в соседний штат, -

510 В Юшейд гористый. Я горам был рад.

Над нашим домом виснул снежный пик,

Столь пристально далек и дивно дик,

Что мы лишь заводили взгляд, не в силах

Его в себя вобрать. IPH слыл могилой

Младых умов; он был окрашен в тон

Фиалки и в бесплотность погружен.

Все ж не хватало в нем той дымки мглистой,

Что вожделенна столь для претериста.

Ведь мы же умираем каждый день:

520 Живую плоть, а не могилы тень

Забвенье точит; лучшие "вчера"

Сегодня -- прах, пустая кожура.

Готов я стать былинкой, мотыльком,

Но никогда -- забыть. Гори огнем

Любая вечность, если только в ней

Печаль и радость бренной жизни сей,

Страданье, страсть, та вспышка золотая,

Где самолет близ Геспера растаял,

Твой вздох из-за иссякших сигарет,

530 То, как ты смотришь на собаку, след

Улитки влажной по садовым плитам,

Флакон чернил добротных, рифма, ритм,

Резинка, что свивается, упав,

Поверженной восьмеркой, и стопа

Вот этих самых карточек, -- не ждут

В надежной тверди неба.

Институт

Считал, напротив: стыдно мудрецам

Ждать многого от Рая. Что, как там

Никто не скажет "здрасте", ни встречать

540 Не выйдет вас, ни в тайны посвящать.

Что, как швырнут в бездонную юдоль,

И полетит душа, оставив боль

Несказанной, незавершенным дело,

Уже гниеньем тронутое тело -

Неприодетым, утренним, со сна,

Вдову -- на ложе жалостном, она

Невнятным расплывается пятном

В сознании разъятом, нежилом!

IPH презирал богов (и "Г"), при этом

550 Мистический нес вздор, давал советы

(Очки с медовым тоном для ношенья

На склоне лет): как, ставши привиденьем,

Передвигаться, коль вы легче пуха,

Как просочиться сквозь собрата-духа

А если попадется на пути

Сплошное тело -- как его пройти;

Как отыскать в удушьи и в тумане

Янтарный нежный шар, Страну Желаний.

Как в кутерьме пространств, галактик, сфер

560 Не одуреть. Еще был список мер

На случай неудачных инкарнаций:

Что делать, коль случится оказаться

Лягушкою на тракте оживленном,

Иль мевежонком под горящим кленом,

Или клопом, когда на Божий свет

Вдруг извлекут обжитый им Завет.

Суть времени -- преемственность, а значит,

Безвременность корежит и иначит

Порядок чувств. Советы мы даем

Как быть вдовцу: он потерял двух жен,

570 Он их встречает любящих, любимых,

Ревнующих друг к дружке. Обратима

По смерти жизнь. У прежнего пруда

Одна дитя качает, как тогда,

Со лба льняные пряди собирая,

Печальна и безмолвна; а другая,

Такая же блондинка, но с оттенком

Заметным рыжины, поджав коленки,

Сидит на балюстраде, влажный взор

580 Уставя в синий и пустой простор.

Как быть? Обнять? Кого? Какой забавой

Дитя развлечь? Недетски-величавый,

Он помнит ли ту ночь на автостраде

И тот удар, убивший мать с дитятей?

А новая любовь -- лодыжки тон

Балетным черным платьем оттенен, -

Зачем на ней другой жены кольцо?

Зачем гневливо юное лицо?

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза