Перед трейлером взрослый черный медведь стоял в проволочной сетке таких крошечных размеров, что едва мог пошевелиться. Шерсть бедняги свалялась, глаза слезились, изо рта текла слюна. Этот изголодавшийся скелет мало чем походил на того черного великана, которого отец когда-то привез со своей охотничьей вылазки.
В нескольких метрах от трейлера торчали из земли два бензиновых насоса. Семейство навахо на пикапе заправлялось у одного из них. Четверо тощих ребятишек тихо сидели на заднем сиденье, лица у них были тоскливые и усталые, как будто они провели в машине много часов.
Мы все повыскакивали наружу, владелец заправки — жирный мексиканец ростом не выше Коротышки Джона — выскочил из трейлера, сунул заправочный пистолет нам в бак и поспешил обратно внутрь. Салли с Сэмом направились к деревянным уборным, стоявшим позади трейлера. Я обошел насосы, чтобы размять ноги, а потом перевел взгляд на отца.
Он стоял, уставившись на несчастного медведя в некоем подобии транса. Потом вдруг встрепенулся, в два шага преодолел расстояние до нашей машины и, не сводя с медведя глаз, распахнул багажник. С громким рыком отец закатал рукава, наклонился и стал копаться в своем ящике с инструментами.
Когда он выпрямил спину и развернулся, я мгновенно покрылся потом — у него были все признаки чистой, ничем не сдерживаемой ярости: выпученные глаза, пульсирующая вена на лбу и надутая грудь. Мне удалось расслышать пару слов, что он бормотал себе под нос: «мексиканский засранец», «сукин сын», «покойник».
Словно спринтер на дистанции, отец кинулся к клетке, размахивая кусачками для проволоки. Мне вспомнился попавший в капкан койот — отец явно задумал новую спасательную операцию. Медведь в клетке был для него еще одним животным, которое бессовестно эксплуатировал человек.
Отец начал резать проволоку.
Навахо в пикапе выдернул пистолет из бака и рванул с места. Я побежал к туалетам.
— Сэм, Салли, — кричал я, — тревога! Возвращайтесь в машину, быстро!
Подбежав к «Рамблеру», мы увидели, как медведь просунул громадную лапу в дыру, которую успел проделать отец. Мы заскочили на заднее сиденье, и тут на пороге трейлера появился владелец заправки.
— Ты не трогать медведь! — заорал он. Большие темные очки подпрыгивали у него на переносице. — Я его поймать! Он мой. Убирайся!
Отец засмеялся, продолжая резать.
Мексиканец затряс головой и кинулся на отца, размахивая руками.
— Оставить медведь в покое! Нет-нет-нет, медведь мой!
О чем он только думал? У него было не больше шансов против отца, чем у меня против Гилберта.
Отец отбросил в сторону кусачки, развернулся и влепил хук слева прямо в его мясистое лицо, отчего толстяк отлетел в одну сторону, а его очки — в другую. С громким стуком он приземлился на спину. Из носа у него текла кровь, и когда он поднял голову, Терстон Кроу возвышался над ним.
— Подымайся, жирный ублюдок, и я тебя прикончу! — ревел отец, потрясая кулаками. — Ты — мелкий паршивый говнюк, сукин сын, мучаешь беззащитное животное!
Мексиканец подхватил свои очки, пальцами вытер под носом кровь и бросился назад в трейлер. Дверь с грохотом захлопнулась, и я услышал, как изнутри задвинули засов. Отец заколотил в дверь, изрыгая проклятия, и свет в трейлере погас.
— Я вернусь сюда через час, — кричал отец. — Если медведь еще будет здесь, я скормлю ему твою жирную черную задницу.
Отец швырнул кусачки обратно в багажник, захлопнул крышку, выдернул заправочный пистолет из бака и прыгнул на водительское место. Когда мы выехали на дорогу, я видел, как медведь раздирает дыру в проволочной сетке. Мексиканцу стоило больше бояться отца, чем медведя. Я был уверен, что их обоих не будет, когда отец вернется.
Доехав до Болотного поселка и высадив нас, отец поехал назад на заправку. Когда он вернулся домой, то сказал:
— Клетка стоит открытая, медведя нет. На трейлере висячий замок. Думаю, мы в последний раз видели этот несчастный мешок дерьма.
Позднее мы узнали, что мексиканец перенес свою заправку — мудрое решение с его стороны. Как говаривал отец, «я убивал и за меньшее».
В следующие выходные мы с Сэмом и Салли возвращались на нашем «Рамблере» из поездки с отцом через Национальный парк Петрифайд-Форест. Отец ездил к своему приятелю в Холбруке; тот разрешил нам посидеть у себя в трейлере и посмотреть телевизор. На пути домой отец заметил окаменелое бревно на обочине дороги и затормозил. Он вылез из машины и огляделся вокруг. Поблизости никого не было.
— Дэвид и Сэм, давайте-ка поднимем эту штуку с земли и положим в багажник. Бревно весит не больше ста фунтов. Но надо торопиться, чтобы никто нас не увидел.
Отец обожал камни — особенно окаменелое дерево. Здесь его защищал федеральный закон — об этом напоминали многочисленные знаки на дороге, — но отец сказал, что закон распространяется только на белых, а на индейцев — нет.
— Вы с Сэмом беритесь за один конец, — велел он, — а я подниму другой. Поставим его в доме как украшение. Вы только посмотрите на эти черные и красные полосы — какая красота!