Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Летом я сумел отвоевать себе позицию питчера в нашей бейсбольной команде, а потом прошел отбор в команду старшей школы по футболу. Следующей весной мне предстояло участвовать в забегах на одну и две мили. Когда я развозил газеты, люди махали мне рукой, а не кидались бутылками, мои «чудики» давали новые поводы для веселья, в котором я так нуждался, а бродячие собаки разбегались в страхе при виде меня. Мистер Эшкрофт вел со мной по вечерам долгие беседы, после которых я отправлялся навестить Коницев, свою вторую семью. По выходным, если мы с отцом не ездили воровать инструменты, Генри и его папа повсюду брали меня с собой. Это был мой город.

Я последовал за отцом в кухню.

— А можно мне остаться у Коницев, пока вы будете в Вашингдууне? У них восемь детей, они меня и не заметят.

Он налил себе кружку кофе, ничего не отвечая, поэтому я продолжал:

— Когда весной вы вернетесь, я перееду обратно домой.

— Нет. Собирайся. Найди кого-нибудь себе на замену для развоза газет. Мы уезжаем через пять дней.

— Но…

Выпученные глаза ясно дали мне понять, что отец взорвется, если я продолжу настаивать.

В пятницу на уроках, во время завтрака и после школы я распрощался со всеми друзьями, уверив их, что вернусь следующей весной. «Рамблер» был набит под завязку, равно как и прицеп — тот самый зеленый, из фанеры, оставшийся еще со времен ЭПНГ. Когда мы отъезжали, друзья махали нам руками и улыбались, и я уже по ним скучал.

Отец сидел за рулем на «Рамблере» по четырнадцать часов в день, останавливаясь только заправиться и перекусить да переночевать в дешевых мотелях. Мона сидела рядом с ним, глядя прямо перед собой, и рассуждала о том, сколько недвижимости ей принадлежит в Северной Каролине и как она рада выбраться из резервации — хочется верить, что навсегда.

За рыжей каменистой пустыней начались поля пшеницы и кукурузы. Постепенно равнина сменилась плавными грядами холмов, и мы выехали на зеленое Восточное побережье. С обеих сторон нас окружали кусты и деревья. Сложно было поверить, что эти края находятся в той же стране, что резервация индейцев навахо.

С широкой автострады 495 отец свернул в сторону Кенсингтона, штат Мэриленд, и поехал по красивому шоссе вдоль небольшой реки. Наш «Рамблер» остановился у дома 3922 по Проспект-стрит — трехэтажного серого особнячка с зеленым двориком и тщательно подстриженным газоном.

Дом был лучше всех предыдущих, в каких нам доводилось жить. Салли выделили собственную спальню. Нам с Сэмом досталась громадная комната на третьем этаже — больше всей нашей квартиры в государственном жилье. На улице стояли машины, о которых я только читал, но никогда не видел вблизи: «мерседесы», «Ауди», «БМВ» и «Вольво». В нашем маленьком пригороде было больше дорог, мостов, библиотек, детских площадок и пешеходных дорожек, чем во всей резервации. Почему навахо досталось так мало в стране, располагавшей столь многим?

После выходных, проведенных за расстановкой мебели и распаковкой вещей, мы с Сэмом пешком отправились в свою новую школу. В Кенсингтон-Джуниор-Хай учились дети с седьмого по девятый класс; она напоминала кирпичную крепость на склоне зеленого холма. Под окнами тек ленивый ручей. Большинство детей подвозили родители на дорогих машинах — таких, как стояли на нашей улице. На них была дорогая одежда, гораздо лучше, чем та, на которую я любовался в каталогах «Сирс и Робак». Некоторые мальчишки дожидались, пока их родители уедут, а потом закуривали и выходили со школьного двора. Никто не обращал на это внимания.

В коридоре, возле шкафчиков, толпилось больше детей, чем во всех двенадцати классах в Форт-Дефайнс. Сделав глубокий вдох, я прошел мимо них к кабинету директора; Сэм следовал за мной. Женщина с начесом выдала нам копии классных расписаний вместе с картой школы. Она действительно была нам нужна: к большому двухэтажному зданию прилегали два боковых крыла, а на подвальном уровне находились спортзал и раздевалки.

Когда я вошел в кабинет алгебры, учитель, мистер Джонс, писал на доске цифры, буквы и скобки. Он поприветствовал меня, показал, где сесть, и велел всем решать задачу. У всех тридцати учеников получился правильный ответ, а я даже не понял, как цифры, буквы и скобки оказались вместе. Это что, какая-то смесь английского и математики?

Следующим уроком шла химия. Уравнение на доске выглядело как китайская грамота.

— Вы уже знаете, что такое атомная молекулярная структура, проходили периодическую таблицу и основу химических реакций, — сказал мистер Клейн. — Следующий месяц мы посвятим решению химических уравнений.

Решению чего? Я опустил голову, чтобы никто не увидел моих слез. Все-таки я глупый — теперь это совершенно ясно. Дети смеялись и говорили, что уравнения легкие и они просто повторяют то, что выучили в прошлом году. Я же не понимал вообще ничего.

За завтраком я подошел со своим подносом к столу, где сидели ребята с утренних уроков. Они продолжали разговор, игнорируя меня.